Сано остановился в нескольких шагах от ворот Ниу. Он никогда не думал, что ему придется навещать даймё. И теперь он размышлял о том, хватит ли ему смелости выспрашивать подробности жизни Юкико, когда он вроде пришел с официальными соболезнованиями. Только необоримая жажда добраться до истины и найти убийцу Юкико придала ему смелости. Он подошел к караулке и назвался охраннику.

— Я хотел бы выразить уважение семье Ниу, — пояснил он и, не желая полностью скрывать правду, добавил: — А также урегулировать некоторые вопросы касательно смерти госпожи Юкико.

— Подождите, пожалуйста. — Охранник в отличие от стражников в тюрьме не выказал ни удивления, ни подобострастия. Будучи слугой могущественного правителя, он, несомненно, сталкивался со многими посетителями в ранге гораздо выше ёрики. Он вышел из караулки и перешел к другой, посоветовался с напарником, открыл ворота, переговорил с кем-то, затем вернулся к Сано. — Подождите.

Влажный холод начал проникать под одежду, и Сано принялся ходить перед караулкой, чтобы согреться. Наконец, когда ему показалось, что его никогда не пустят в имение, ворота отворились.

Охранник, не тот, что прежде, поклонился и сказал:

— Господин, правителя Ниу в настоящее время в городе нет. Но если вы соизволите пройти со мной, то вас примет госпожа Ниу.

Сано не удивился. Согласно закону даймё каждый год проводили четыре месяца в столице, а остальное время — в провинции. Когда они выезжали к себе в имения, сёгун оставлял их жен и семьи в Эдо как заложников. Все даймё были поделены на две группы: пока одна находилась в Эдо, другая пребывала в провинции. Такое ограничение свободы действия, унижая кичливых правителей, эффективно удерживало их от плетения заговоров и организации мятежей. Кроме того, им приходилось жить на два дома и соответственно тратиться. Таким образом, мир в стране обеспечивался их деньгами, гордостью и львиной волей. И все же Сано не ожидал, что госпожа Ниу примет его. Большинство супруг даймё вели затворническую жизнь на женской половине особняков, а всеми официальными делами по имению занимались вассалы. Женщины редко принимали незнакомых посетителей противоположного пола. Не представляя, как держаться, что говорить, Сано двинулся за охранником.

Он тут же подумал, что усадьба устроена по типу военного лагеря, где палатки солдат располагаются вокруг шатра генерала. Казармы опоясывали обширный двор, причем те, в которых жили старшие офицеры, были больше и изящнее отделаны. Двор патрулировали десятки самураев, из караулок доносилось бряцание оружия. Центр двора занимал господский дом, окруженный садом. Шагая по мощеной дорожке между деревьями, Сано отметил, что сад выдержан в строгом стиле. Бревенчатый особняк под черепичной крышей стоял на гранитном основании. Сано знал, что подобные особняки представляют собой хаотично разбросанные здания, связанные длинными галереями и наползающими одна на другую крышами, и что проживают в них сотни людей. Благоговейный трепет вкупе с ощущением собственной ничтожности поколебали решительный настрой Сано. Неужели он настолько глуп, чтобы предстать перед такой богатой и могущественной семьей?

Непосредственно перед домом располагался навес с несколькими паланкинами, украшенными богатой резьбой по лаку. Сано миновал крытую веранду, вошел в просторную прихожую, разулся и надел шлепанцы, предназначенные для гостей. Мечи он положил на полку, рядом с крупной коллекцией луков, мечей и копий. Этикет предписывал самураю входить в частный дом невооруженным. Затем путешествие продолжилось.

Быстрая ходьба охранника позволяла лишь мельком оглядеть просторный пустой зал для приемов с кессонными потолками, фресками, изображающими зеленые острова среди бурного синего моря, и огромными помостами, на которых даймё сидел во время официальных церемоний. Служанка открывала окна, чтобы проветрить помещение. Через них Сано разглядел сцену, где летом разыгрывали пьесы театра но. Все вокруг было изящным и дорогим, но не слишком. Законы Токугавы о расходах запрещали неумеренное украшение домов, и ни один даймё не стал бы рисковать своим имуществом.

Коридор привел к очередному залу приемов, откуда доносились приглушенные голоса. Открыв дверь, охранник опустился на колени и поклонился.

— Ёрики Сано Исиро из канцелярии судьи северного Эдо, — объявил он и, встав, застыл у дверей.

Сано тоже выполнил ритуальное приветствие. Когда он, коленопреклоненный, поднял голову, его глаза немедленно обратились на женщину в кимоно цвета морской волны с цветными пейзажами, которая восседала на высоком помосте на фоне задника с изображением туманных гор. Тело у нее было широким и статным, как у мужчины. Белая шея выступала из глубокого выреза кимоно подобно могучей колонне. Лицо с продолговатым овалом, гладкой, молодой кожей, тонким носом, миндалевидными глазами и изящным маленьким ртом, подкрашенным ярко-красной помадой, представляло образец классической красоты. В черных волосах, вздымающихся надо лбом благодаря изящному начесу и лаковым гребням, не было и следа седины. Однако прямая осанка и уверенные манеры говорили о том, что дама в годах. Шелковое одеяло, расшитое узорами в виде черных и синих алмазов, покрывало колени и опускалось через квадратный край угольной жаровни. На одеяле покоились ее нежные руки, миниатюрность которых не соответствовала ауре власти, исходившей от их владелицы. Госпожа Ниу являла чарующий набор контрастов. Это была женщина, в чьей внешности сочетались красота и сила, она излучала женственность, но не позволяла условностям довлеть над собой. Сано захотелось побольше узнать о ней.

Снова поклонившись, он произнес слова, приличествующие обстоятельствам:

— Позвольте передать вам это в качестве скромного свидетельства моего уважения. — Он протянул коробку с пирожными, держа обеими руками. Траурный церемониал запрещал прямо упоминать смерть во время визита с соболезнованиями. Придется вернуться к этому вопросу после того, как будут закончены формальности.

— Мы благодарны вам за подношение. — Госпожа Ниу говорила хрипловато, но мелодично. Если она и горевала по поводу гибели Юкико, то прятала печаль за официальным спокойствием. Она наклонила голову, повернулась налево к стене. — Эии-тян?

Тут Сано обнаружил, что, кроме него и хозяйки дома, в комнате есть люди. Человек, который направился к нему, был вовсе не ребенком, как можно было предположить, услышав после имени частицу «тян», а огромным неуклюжим мужчиной с бугристым рябым лицом. Отсутствующее выражение на лице сначала заставило Сано подумать, будто это слабоумный слуга, пригретый в семье то ли по долгу, то ли из сострадания. Однако богатое кимоно из черного шелка и два меча прекрасной работы выдавали в мужчине знатного вассала на службе у даймё. Когда их взгляды на мгновение скрестились, Сано безошибочно угадал в крошечных глазах свет разума — осторожного, изучающего. Эии-тян без слов протянул поднос, принял подношение и передал Сано традиционный ответный подарок — расписанный коробок спичек, отнес поднос к столу у дверей, положил пирожные среди прочих даров и вернулся на место.

— Дочери правителя Ниу, — сказала госпожа Ниу, кивнув направо, в сторону ширмы, помещенной у стены на половине пути между ней и Сано.