и при полной луне слушали мелодичные песни, милые сердцу, как в ту далекую ночь, когда мы оставили мои родные края. Взошла луна, когда мы наконец бросили якорь в гавани Сона-Нил, укрытой двумя хрустальными мысами, поднимающимися из моря и сходящимися сияющей аркой. То была Земля Мечты, и мы сошли на покрытый зеленью берег по золотому мосту из лунных лучей.

В земле Сона-Нил нет не времени, ни пространства, ни страданий, ни смерти; там я провел целую вечность. Ее рощи и луга свежие, цветы яркие и ароматные, ручьи голубые и мелодичные, фонтаны чистые и прохладные, а храмы, замки и города земли Сона-Нил величавы и ослепительны. Нет края у этой земли, и за каждым прекрасным видом открывается иной, еще прекраснее. В сельской местности и среди величия городов как им вздумается гуляют веселые люди, каждый из которых наделен незапятнанной красотой и неомраченным счастьем. И на протяжении веков я в блаженстве бродил по садам, где затейливые пагоды глядели сквозь благодатные кущи, а белые тропы окружали нежные цветы. Я взбирался на приветливые холмы, с вершин которых мне открывались чарующие, чудесные виды увенчанных башнями городков, гнездившихся в зеленых долинах, и золотых куполов исполинских городов, сверкавших над бесконечно далеким горизонтом. И в свете луны я смотрел на искрящееся море, хрустальные мысы и безмятежную гавань, где стоял на якоре Белый Корабль.

Однажды ночью, в незапамятный год Тхарп, на фоне полной луны я увидел силуэт той небесной птицы, что вела нас, и впервые ощутил беспокойство. Тогда я обратился к бородатому человеку, сказав, что теперь желаю отправиться в далекую Катурию, которую не видел никто из смертных, но верили, что лежит она за базальтовыми столпами запада. Это Земля Надежды, где сияют безупречные идеалы всего, о чем мы знаем; по крайней мере, так говорят люди. Но бородатый человек ответил мне: «Берегись гибельных морей, за которыми, по словам людей, лежит Катурия. В краю Сона-Нил нет ни боли, ни смерти, но кто знает, что лежит за базальтовыми столпами на Западе?» Тем не менее в полнолуние я взошел на борт Белого Корабля и в сопровождении моего колеблющегося спутника покинул счастливую гавань, отправившись в неизведанные воды.

И небесная птица вновь летела впереди и вела нас к базальтовым столпам Запада, но на этот раз не было слышно тихих песен гребцов под полной луной. В своем воображении я часто представлял неведомые земли Катурии с ее величавыми рощами и дворцами, думая о новых восторгах, что ждут впереди. «Катурия, – говорил я себе, – обитель богов и край бессчетных золотых городов. В ее лесах растут алоэ и сандал, как в ароматных садах Каморина, а меж деревьями порхают сладкоголосые пестрые птицы. На зеленых, цветущих склонах гор Катурии стоят храмы из розового мрамора со множеством красочных резных изображений и прохладными серебряными фонтанами во дворах, где упоительно поют благоуханные воды реки Нарг, чей исток лежит в подземном гроте. А города Катурии обнесены золотыми стенами, и улицы также вымощены золотом. В городских садах цветут необыкновенные орхидеи, а дно душистых озер из кораллов и янтаря. Ночью улицы и сады освещают яркие фонари из трехцветных черепашьих панцирей, и там слышны тихие песнопения и звуки лютни. Все дома в Катурии – дворцы, возведенные над ароматными каналами с водой священной реки Нарг. Дома эти из мрамора и порфира, а крыши их сверкают золотом, отражая лучи солнца, украшая величественные города, за которыми с далеких горных вершин наблюдают благодатные боги. Прекрасней всех дворец великого владыки Дориба, которого одни считают полубогом, другие же богом. Высок дворец Дориба, и стены его венчает множество башен. Его просторные залы способны вместить целые толпы, и здесь же висят трофеи минувших эпох. Крыша его из чистого золота, ее поддерживают высокие колонны из рубинов и лазури со столь искусно высеченными скульптурами богов и героев, что смотрящий на них в вышине словно созерцает оживший пантеон Олимпа. Полы во дворце из стекла, и под ними текут хитроумно освещенные воды реки Нарг, где весело плещутся рыбы, обитающие лишь в пределах благословенной Катурии».

Вот что я твердил себе о Катурии, но бородатый человек все увещевал меня повернуть назад, к счастливым берегам земли Сона-Нил, знакомой людям, Катурию же не видел никто и никогда.

На тридцать первый день, следуя за птицей, мы узрели базальтовые столпы Запада. Туман окутывал их, и ни один человек не мог заглянуть за них или увидеть их вершины, о которых говорили, что они воистину достигают самых небес. И бородатый человек снова умолял меня вернуться обратно, но я не слушал его, так как в тумане за базальтовыми столпами мне чудилось пение и звуки лютни, слаще, чем самые сладкозвучные песни Сона-Нил, восхвалявшие и славившие меня, что отправился в столь далекий путь под полной луной и жил в Земле Мечты.

И под звуки этой мелодии Белый Корабль вошел в туман меж базальтовыми столпами Запада. И когда музыка смолкла и рассеялся туман, мы увидели не земли Катурии, но бурное, стремительное море, по которому наше беспомощное судно неслось к неведомой цели. Вскоре нашего слуха достиг шум падающей воды, и далеко на горизонте мы увидели гигантское облако водной пыли над чудовищным водопадом, где в бездонное ничто низвергались воды всех океанов мира. Тогда бородатый человек обратил ко мне лицо, мокрое от слез, и сказал: «Мы отвергли прекрасный край Сона-Нил, который больше никогда не увидим. Величие богов превыше людского, и они одержали верх». И я закрыл глаза перед катастрофой, которой, как я знал, не миновать, и больше не видел небесную птицу, насмешливо распустившую синие крылья над краем бурлящей стремнины.

Вслед за падением все поглотила тьма, и я слышал вопли людей и тварей, что не могли быть людьми. С востока налетел ураганный ветер, оледенивший меня, съежившегося на мокрой каменной плите, поднявшейся из-под моих ног. Затем раздался новый удар, и я открыл глаза, увидев, что нахожусь на площадке маяка, покинутого мной целую вечность назад. Внизу в темноте виднелись неясные очертания огромного корабля, разбившегося о жестокие скалы, и, оторвав взгляд от его останков, я увидел, что огонь маяка погас впервые с тех пор, как мой дед стал его смотрителем.

Была глубокая ночь, когда я вошел в башню и увидел на стене календарь, где стояла все та же дата, что и в час моего отплытия. На заре я спустился с башни, чтобы осмотреть обломки на скалах, но нашел только диковинную мертвую птицу с перьями цвета небесной лазури и единственную расколотую мачту, белее, чем гребешки морских волн или снег на горных вершинах.

И с той поры океан больше не делился со мной своими тайнами, и хотя полная луна уже много раз сияла высоко в небесах, Белый Корабль с юга больше не являлся никогда.

1927

Факты, имеющие отношение к покойному Артуру Джермину и его семье

I

Жизнь как таковая отвратительна, и на фоне того, что мы знаем о ней, вырисовываются фрагменты дьявольской истины, что иногда делает ее в тысячу раз омерзительней. Наука уже удручает нас своими потрясающими открытиями и, возможно, в конечном счете послужит полному уничтожению нашего вида – если, конечно, мы действительно можем считаться отдельным видом, – так как рассудку смертных не снести еще не разгаданных ужасов, таящихся в ее резерве, если те вырвутся в свет. Если бы мы знали, чем являемся на самом деле, нам следовало бы поступить подобно сэру Артуру Джермину, однажды ночью облившему себя керосином и поднесшему зажженную спичку к пропитавшейся им одежде. Никто не удосужился поместить его обугленные останки в урну или воздвигнуть для него надгробие с эпитафией, так как после его смерти обнаружились некоторые документы и некий предмет, помещенный в ящик, и люди предпочли позабыть о нем. Те, кто был с ним знаком, даже не вспоминают о том, что он некогда числился в мире живых.

Артур Джермин отправился на болота и совершил самосожжение, едва увидев