Социально-экономические отношения и классовая борьба на Руси IX–XII вв.

Миша проснулся рано, оттого, что кто-то, просунув руку через полог, тряс его за ногу. Открыв глаза, погладил по спине сладко сопевшую Марью… хм, рабу! Ну, раз ей так себя нравится называть…

— Проснись, господине! — приглушенным шепотом настойчиво попросили снаружи.

Михаил встрепенулся:

— Кто здесь?

— Выглянь-ко! Поговорить надоть.

Ага, поговорить — это с утра-то пораньше! Да, какое — с утра, ночь еще не кончилась, солнышко не встало, лишь за черными елями алело зарею небо.

— Чего тебе? — быстро одевшись. Миша выбрался из шатра и окинул внимательным взглядом плюгавенького одноглазого мужичка с длинной козлиной бородкой. И вспомнил — про этого вот хмыря совсем недавно что-то рассказывал Сбыслав.

— Язм — Кривой Ярил, Мишиничей верный пес, — с усмешкой представился хмырь. — Кто такие Мишиничи, небось, и у вас в Заволочье слыхали.

— Слыхали, как не слыхать? — молодой человек пожал плечами. — Ну, говори, что хотел.

— Отойдем… Вон, к ельнику.

— Боишься, подслушают?

— Лишние уши ни к чему.

О! И этот туда же! Историческое действо со шпионским уклоном. Сейчас, небось, начнет вербовать…

В своем предположении Михаил не ошибся. Едва зашли за ельник, Кривой Ярил, не тратя времени на долгие предисловия, сразу же приступил к делу:

— Мишиничи предлагают тебе служить им… Не токмо им — но Великому Новгороду Господину! Будешь верным слугою — будет тебе все: почет, уважение, богатство. Ну и — защита и покровительство.

Михаил прищурился:

— И что я буду делать?

— Что скажут, — хохотнул Ярил. — Коли согласен, сейчас пойдем к… м-м-м… грамотцу составим…

— Ага… кабальную… В рядовичи поверстать хотите? — Миша не преминул показать знание социальной структуры средневекового русского общества. — А с чего бы это я — сам себе господин — чуть ли не в холопы должен податься?

— Иной боярский холоп куда как важней кого другого! — с важностью произнес уговорщик. — Зато защита тебе будет и честь. А грамотцу — ряд — можно ведь всяко составить.

Вот, сволочь! Правильно предупреждал Сбышек — мягко стелет, да жестко спать. Вот так вот и теряют свободу — в полном соответствии с теориями Грекова или там Черепнина. Экзамены-зачеты сдавали — знаем!

— Как, согласен?

— Да ну вас всех, — Михаил отмахнулся, словно от назойливой мухи. — Пойду-ка я спать.

— Смотри-и-и-и, — нехорошо протянул Кривой Ярил. — Как бы потом пожалеть не пришлось, слезами горючими не умытися!

— Да пошел ты! Тоже мне, Мюллер выискался.

— Как знать, как знать… Девка у тя в шатре — не Ефрема-своеземца раба ли?

— Твое какое дело? — вспылив, Миша сжал кулаки, и Ярил опасливо попятился.

— Не ярись, не ярись, паря… Ухожу уже… И все ж таки — зря.

Михаил ничего не сказал, направляясь к шатрам.

— Помни, — прохрипел вслед Кривой Ярил. — Мишиничи два раза не зовут!

В шатре было все так же тепло, уютно. Даже комары не зудели — ну, под утро их обычно меньше становится. Миша стянул футболку, улегся, обняв «рабу».

— Не спишь, господине? — девчонка прижалась к нему всем телом.

— А ты что проснулась? Рано еще. Спи…

— Что-то ты задумчив, господин мой.

— А ты что, видишь, что ли?

— Чувствую… Бабка моя ворожеей была.

— Ишь ты, ворожеей… — Михаил погладил девушку по плечу. — А, может, и ты ворожить умеешь?

— Может, и умею. Хочешь, тебе поворожу?

— Лучше скажи, как поскорее до Питера добраться?

— Питер… Странное имя. Немецкое?

— Слушай, да ну тебя! Ты когда нормально-то говорить начнешь, чудо? — озлился Миша.

— Прошу, не гневайся, господин, — Марья отпрянула, задрожала. — Я ж вижу — ты хороший, добрый… Возьмешь меня с собой — буду тебе всю жизнь служить, ровно псица верная.

Михаил не выдержал, хохотнул:

— Лежи уж, псица…

Снаружи вдруг раздался звук рога. Сразу все вокруг зашумели, повылезали из шалашей и шатров, послышался смех, веселые крики, прибаутки.

— Эх-ма, скоро дома будем!

— Домой-то путь — куда как быстрей, нежели из дому.

— Скоро, скоро увидим Святую Софью!

— Эй, Мисаиле, вставай!

Сбыслав. Поднялся уже.

— Встаю, встаю, дружище…

Выбравшись из шатра, Михаил улыбнулся приятелю, поблагодарив за «подарок».

— Что, понравилась раба-то? — сын тысяцкого Якуна расхохотался. — Пригожа дева… До Новгорода доведешь, там продашь с выгодой.

— А может, себе оставлю? — поддержал шутку Миша.

Сбыслав, однако, взглянул на него со всей серьезностью:

— Не стоит ее оставлять, друже. Деву мы тебе другую найдем, невесту присмотрим, уж тут-то не сомневайся. А рабу посейчас вели связать к возам, не дай Боже, в воду бросится — уплывет, стрелой не достанешь. Ты ж — в нашей лодье?

— В вашей… Ха — в ладье! Хорошо хоть, не на лошади!

— Что, коней не любишь?

— Коней люблю, верхом — не люблю. Лучше уж на телеге.

Михаил за все время реконструкций так и не выучился как следует держаться на коне, мало того, лошадей как-то даже побаивался, не испытывая к ним особой приязни.

— Порастрясешь кости-то на телеге, — снова засмеялся Сбыслав.

Он было повернулся, да Миша ухватил за плечо, молвил негромко:

— Слышь, ко мне тут Кривой Ярил с утра подходил, разговаривал…

— О! — Сбыслав поднял вверх указательный палец. — А я тебе что говорил? Должен был подойти, лиса хитрая.

— Не понимаю, — Михаил потер виски. — На что я вам всем сдался? Что — такой уж сильный боец?

— Ох, и говор у вас, с Заволочья… Не сразу и разберешь. Тут дело не в том, что воин ты хоробрый, таких ведь много, — понизил голос сын тысяцкого. — А вот в Новгороде ты — чужой. Никто тебя не знает, никто про тебя не слыхал — то может быть полезным.

— Ага, — уязвленно отозвался Миша. — Не у Мишиничей с рук есть, так у вас…

Сбыслав вдруг расхохотался и, подмигнув, хлопнул приятеля по плечу:

— Так у нас-то слаще! Ну, пошли, друже, к пристани… А рабу-то все ж таки привяжи… Хоть и лес кругом, чаща… А все ж так надежнее.

Привязывать Марью Михаил, конечно, не стал — а, наверное, надо было бы — просто так, прикольнуться. Вот, фотоаппарат с собой был бы — привязал бы точно! Но, увы, фотоаппарат — у Веселого Ганса, а сам Ганс… черт его знает, где? Хотя… догадаться не трудно — сидит, небось, дома, в Питере, пиво хлещет. В Питере… А он-то, Михаил, как, зачем здесь? На какой-то большой лодке, с какими-то… психами… точно — психами, уж больно увлеклись игрою… или… Или это совсем не игра? Ну, тогда не они психи, а он, Миша.