Такое, вроде бы, странное, неожиданное предложение объяснялось весьма просто. При создании Татаро-Башкирской Республики ведущая роль неизбежно перешла бы к Казани. Более культурной, экономически развитой. А Юмагулов и Валидов, их соратники, неизбежно сразу же утратили бы лидерскую роль. При создании же Башкиро-Киргизской автономии они обязательно сохранили бы своё положение – руководителей новой республики.

Немаловажным являлось и то, что Валидов своё предложение сделал тогда, когда о Киргизском ревкоме ещё не было и речи – его образовали месяц спустя, 10 июля. Зато правительство Западного отделения Алаш-Орды, обладавшее собственными вооружёнными формированиями, боровшееся с Советской властью в союзе с Колчаком, контролировало огромную территорию – Букеевскую Орду (междуречье Волги и Урала), север Закаспийской и запад Тургайской областей. Лишь после успешной для Красной Армии Актюбинской операции, продолжавшейся с 14 августа по 14 сентября и освободившей Орск, Актюбинск, Иргиз, алашордынцы бежали далеко в Сибирь.

Однако проблема Татаро-Башкирской Республики, всё ещё существовавшей, хотя только на бумаге, в постановлении от 20 октября не была даже упомянута. И всё же разрешилась, правда, спустя полтора месяца. Начало тому положила Первая партийная конференция Башкирии, прошедшая при самом активном участии Е.А. Преображенского – леворадикально настроенного члена ВЦИК, назначенного ЦК РКП новым секретарём Уфимского губкома.

Принятая 10 ноября участниками этой областной партконференции особая резолюция заведомо ложно охарактеризовала сталинскую идею создания Татаро-Башкирской Республики как откровенно буржуазную. Поддерживаемую лишь «эсерами и стремящимися к власти карьеристами». Мало того, предложение Наркомнаца создать именно такую автономию объяснила «односторонним информированием» Наркомата со стороны Центрального мусульманского комиссариата. Органа, якобы «находившегося, особенно в то время /март 1919 года – Ю.Ж./, под влиянием панисламистов и эсеров», почему и настоявшего на том, что «противоречило желаниям башкирской бедноты и не соответствовало воле и интересам татарского пролетариата и крестьянства».

Исходя из такого, весьма запоздалого объяснения, конференция категорически потребовала немедленной «отмены положения рабоче-крестьянского правительства об образовании Татаро-Башкирской Республики».95

Противоположную позицию занял столь же большевистский по характеру, Второй съезд коммунистических организаций народов Востока, прошедший в Москве с 22 ноября по 8 декабря того же года. Вернее – совещание партийных работников Туркестана, Киргизии, потенциальной территории Татаро-Башкирии, тех частей страны, где ещё не была восстановлена Советская власть – Северного Кавказа, Азербайджана, а также формально остававшихся независимыми Бухары и Хивы.

Открыл съезд Сталин, приехавший в столицу всего на несколько дней из штаба Западного фронта. Ничего не зная о событиях в Стерлитамаке, о резолюции Башкирской партконференции и демонстративном избрании председателем Президиума образованного на ней обкома Юмагулова. Короткое выступление свёл к дежурной характеристике успехов Красной Армии. Правда, подыгрывая своеобразной аудитории, заметил: «Если наши войска, наши красные войска продвинулись на восток так стремительно, то, конечно, не последнюю роль сыграла ваша работа». И пояснил, повторяя свою старую мысль: «Только сплочённостью мусульманских коммунистических организаций «Востока, прежде всего, татар, башкир, киргизов, народов Туркестана, только сплочённостью их можно объяснить ту быстроту развития событий, которую мы наблюдаем на Востоке».96

С большим, но весьма расплывчатым по содержанию, докладом выступил на съезде и Ленин. Игнорируя подлинные интересы делегатов, говорил о назревании революции в Западной Европе, о положении в Восточной Европе, о надеждах на революцию на Востоке, о всем и без него известных победах над Колчаком, Юденичем и Деникиным. И ни словом не обмолвился о самом важном, о чём никак не мог не знать. О тех проблемах, которые действительно волновали участников съезда – о судьбах Татаро-Башкирской и Башкирской республик, о ситуации, связанной с Киргизией.

Всё же, съезд не внял попыткам увести себя от наиважнейших вопросов. Решительно осудил позицию Башкирской партконференции одной из своих резолюций. «Самым правильным. – отмечала она, – разрешением татаро-башкирского вопроса, как с политической, так и с естественно-исторической и социально-экономической стороны, является создание для них общей Советской Республики». Заодно предложили и её территорию – «губернии Уфимская, Казанская и прилегающие части с татаро-башкирским населением Самарской, Симбирской, Вятской и Пермской».

Словом, поддержали старый проект Сталина, все ещё не воплощённый в жизнь. Вместе с тем съезд не исключил возможности образования и автономной Малой Башкирии, но непременно в составе всё той же, Татаро-Башкирской, республики. Указал при этом, что затронутую проблему следует «поставить на разрешение пролетариата самой Малой Башкирии».97

Потерпев неудачу на Втором съезде коммунистических организаций народов Востока, националистический Башкирский ревком не смирился. Уже 13 декабря его представитель при ВЦИК направил на имя Ленина обстоятельную записку, реанимирующую старую идею А. Валидова об объединении Башкирии и Киргизии. Основание? Достаточно «веское»: необходимость ликвидировать конфликт «между киргизскими и башкирскими властями с одной стороны, и местными русскими властями – с другой». Последняя, мол, выгодна для «пожилого русского кулацкого населения», и использует в своих целях (как представляющая «господствующую нацию») борьбу с «национальным шовинизмом башкир и киргизов».

Документ не только настаивал на скорейшем образовании Киргизо-Башкирской Советской Республики, но и определял её весьма немалую территорию. Она должна была включить Малую Башкирию в пределах, определённых соглашением от 23 марта 1919 года; Киргизскую степь – Букеевскую Орду (заволжскую часть Астраханской губернии), области Тургайскую (в том числе Оренбург и Оренбургский уезд), Уральскую, Акмолинскую, Семипалатинскую; восточные районы Туркестанской Республики – Семиречинскую область, населённые киргизами уезды Сыр-Дарьинской и Ферганской. Словом, раскинуться от Южного Урала до Китая.

Правда, авторы проекта отлично понимали, что претендуют на земли, населённые русскими. А потому, загодя отказывались от городов Омска и Петропавловска, «прилегающих к линии Сибирской железной дороги казачьих территорий». Однако даже и в таком случае националисты никак не могли рассчитывать хотя бы на простое большинство башкиров и киргизов. И чтобы сохранить за собою власть, предложили формировать «как центральные, так и местные» органы будущей республики «на началах строжайшего соблюдения этнической пропорциональности».

Определял проект и то, что управление народным хозяйством и финансами должно перейти в ведение исключительно Киргизо-Башкирской Республики и «в первую очередь удовлетворять ее нужды». Тот же принцип определял и военные дела: на её территории «допускаются лишь туземные киргизские и башкирские формирования». «Русское и иное население по мобилизации… передаётся в распоряжение соседних – Киргизии и Башкирии – окружных военных комиссариатов РСФСР».