«1. Единая, великая и неделимая Россия. Защита веры. Установление порядка. Восстановление производительных сил страны и народного хозяйства. Поднятие производительности труда.

2. Борьба с большевизмом до конца.

3. Военная диктатура. Всякое давление политических партий отметать. Всякое противодействие власти – справа и слева – карать. Вопрос о форме правления – дело будущего. Русский народ создаст Верховную власть без давления и без навязывания… Привлечение к русской государственности Закавказья.

Внешняя политика – только национальная, русская. Невзирая на возникающие иногда колебания в русском вопросе у союзников – идти с ними, ибо другая комбинация морально недопустима и реально неосуществима… За помощь – ни пяди русской земли».79-80

Призыв Деникина «бороться с большевиками до конца» оказался пророческим, но только по отношению не к большевикам, а к самим Вооружённым силам Юга России. Всего через четыре с лишним месяца именно их и постиг бесславный конец.

Советские армии Южного фронта (командующий – бывший полковник А.Е. Егоров) 12 декабря заняли Харьков, к 10 января вышли на линию Винница – Кременчуг – Екатеринослав – Александрова – Бердянск. 29 января освободили Херсон, 30 – Николаев, 7 февраля – Одессу, но дальше продвигаться не стали. Вынуждены были остановиться на Днестре: за ним лежала Бессарабия, оккупированная Румынией. А на север от Каменец-Подольского, к западу от Збруча, располагались готовые ответить ударом на удар польские дивизии и изрядно потрёпанные остатки петлюровских полков.

Тем временем шесть (включая только что созданную 1-ю Конную) армий Юго-Восточного фронта, приобретшего решающее значение, продолжили наступление. 29 февраля взяли Ставрополь, 3 марта – Ейск, 17 – Екатеринодар, 22 – Владикавказ, 24 – Грозный, 27 – Новороссийск, 30 – Порт-Петровский (ныне Махачкала), а 2 мая, добив в предгорьях остатки Кавказской армии, заняли позиции вдоль границ Грузии и Азербайджана, по берегам Чёрного и Каспийского морей.

Ещё 31 декабря 1919 года завершился разгром Северо-Западной армии, во главе которой после отставки Юденича встал генерал-майор И.Р. Глазенап. Завершился же на территории Эстонии.

Столь же впечатляющие известия приходили и с севера. Части 6-й армии бывшего генерал-майора А.А. Самойло после успешно проведённой Шенкурской операции, 21 февраля без боя вошли в Архангельск, из которого накануне в панике бежали и диктатор Северной области Миллер, и немногочисленные белогвардейские войска, и остатки интервентов – французских, итальянских, сербских (британские силы провели эвакуацию ещё в июле 1919 года, сразу после подписания Версальского мирного договора). 7 марта был освобождён Мурманск.

Весьма своеобразно Москва уладила положение к востоку от Байкала, где все ещё находились семидесятитысячная Японская армия и отступившие сюда колчаковские войска («каппелевцы», как их там называли), перешедшие в подчинение атаману Г.П. Семёнову. В 1917 году – казачьему есаулу (капитану), произведшему себя в генерал-лейтенанты в 1918 году. Образовавшему в январе 1919 года «независимую», а наделе – подконтрольную Токио «Бурят-Монгольскую Республику», год спустя принявшему от Колчака «всю полноту военной и государственной власти», почему и поспешившему образовать собственное «Правительство Российской Восточной Окраины».

Чтобы не начинать новую войну, с Японией (слишком сильным противником), Москва решила временно и чисто номинально отказаться от суверенитета РСФСР над территориями к востоку от Байкала. Представители местных советских органов власти – Временного земского правительства в Верхнеудинске (ныне Улан-Уде), Временного исполкома Амурской области в Благовещенске и Приморской земской управы во Владивостоке – на объединённом заседании, проведённом в Верхнеудинске, провозгласили 6 апреля 1920 года создание Дальневосточной Республики. По конструкции – чисто демократической. С президентом и парламентом, избираемыми на многопартийной основе, с ответственным перед ними Советом министров. Официально– независимой, наделе-«буферной», до «полного ухода японцев». Прикрывавшей Советскую Россию, выполняя все распоряжения, поступавшие от «ЦК РКП… через назначенное из Центра Дальневосточное бюро ЦК».81

Теперь, если бы и пришлось воевать с японцами и семёновцами, то делать это пришлось бы не Красной, а Народно-революционной армии ДВР, поспешно сформированной из многочисленных партизанских отрядов. Во главе её был поставлен бывший штабс-капитан Г.Х. Эйхе, уже успевший за последний год командовать полком, бригадой, дивизией и даже армией.

И всё же по-настоящему торжествовать партийному руководству в Москве не приходилось. Победу на всех фронтах омрачили не только неоправданные уступки Эстонии и начавшиеся 11 января переговоры, с делегацией правительства Ульманиса, прибывшей в советскую столицу. Национально-территориальный вопрос, близкий к урегулированию в Прибалтике, вновь заявил о себе, и весьма громогласно. Только теперь – в Среднем Поволжье, на Южном Урале и в Киргизской степи. Именно там, сразу же после освобождения региона от колчаковцев, начиная с конца августа, стал разгораться конфликт, спровоцированный безответственным поступком членов Башкирского ревкома – его председателем Х.Ю. Юмагуловым и руководителем только что образованного республиканского Совнархоза Г.Г. Карамышевым.

Телеграмма, направленная 20 августа 1919 года в Москву в три адреса (ЦК РКП, ВЦИК и Наркомпрод) и подписанная председателем Уфимского губревкома А.К. Евлампиевым и членом губкома Т.С. Кривовым так излагала инцидент:….

«Башревком в лице Юмагулова и Карамышева явился в губревком, потребовал сдачи всех советских аппаратов /передачи дел всех учреждений – Ю.Ж./ на территории Малой Башкирии. Ещё раньше губревкомом была получена телеграмма от Башревкома, требующая отзыва с территории всех агентов губпродкома /губернского продовольственного комитета, занимавшегося заготовкой и распределением продуктов питания, а также снабжением населения промышленными товарами – Ю.Ж./ и сдачи всех продовольственных заготовок в распоряжение Башкирского правительства. Губревком, учитывая всю важность хлебных заготовок в Уфимской губернии для социалистической республики, отказал в немедленной сдаче продорганов».82

Уфимские власти отнюдь не отрицали ни законность существования Башкирского ревкома, ни необходимость создания его работоспособных органов. «Вопрос сводится к тому, – сказал 18 августа на заселении Уфимского губревкома секретарь губкомапартии Б.Н. Нимвицкий, – сейчас ли передать в распоряжение Башкирской Республики все имеющиеся на её территории органы Советской власти, или по мере организации соответствующих органов этой республики».83 Но Башкирский ревком не желал ждать ни дня. 26 августа издал приказ № 1, объявивший, что он «сегодня… вступил в непосредственное управление Башкирской Советской Республикой». А потому «все граждане и учреждения» в её пределах должны подчиняться только ему и никому иному. В случае же неповиновения виновные «будут предаваться Военно-революционному трибуналу Башкирской Советской Республики».84

Не ограничившись изданием приказа, Башкирский ревком направил во ВЦИК телеграмму откровенно ультимативного характера: «Башкирский Военно-революционный комитет, – информировала она Москву, – на основании пункта 13 «Соглашения Российского Рабоче-Крестьянского правительства с Башкирским правительством о Советской Автономии Башкирии» /от 20 марта 1919 года – Ю.Ж./ своим приказом № 1 от 26 августа сего года приступил к непосредственному управлению Башкирской Советской Республикой. Поэтому с этого числа все учреждения, органы и предприятия со всеми служащими в них, как центральных, так и губернских и уездных Советов, на территории Башкирии должны быть переданы соответствующим отделам Башвоенревкома…