кувшина с соусом красовалась гирлянда из жасмина, а на правом запястье самого продавца — другая, поменьше. Когда он, окунув в соус пончики, клал их на тарелку и протягивал покупателю, ноздри последнего приятно щекотал смешанный запах пряностей и жасмина, и он с улыбкой, словно медаль, принимал от продавца тарелку с закуской.

А новый продавец окидывал немого презрительным взглядом и громко, самодовольным тоном говорил:

— Соблаговолите отведать!

Постепенно, один за другим, покупатели Чандру стали топтаться возле новой тележки. Но пока Чандру не тревожился. «Не беда, — думал он, — они еще вернутся!» Разве выдержит сравнение с его свежими, разнообразными, умело приготовленными блюдами эта дешевая, безвкусная стряпня! Одна в ней показуха, больше ничего! Вот он искоса взглянул на двух молодых людей, купивших закуски у его конкурента, и ему стало ясно, что, несмотря на фарфоровые тарелки и прочий ресторанный сервис, им не особенно пришлись по вкусу закуски нового продавца. И Чандру с еще большим усердием занялся своими блюдами. Вдруг его ушей коснулся знакомый мелодичный звон колокольчиков. Сердце бешено забилось. Он поднял голову и…

Из переулка, как всегда сопровождаемая подружками, щебетавшими, словно птички, вышла Пару. Какие насмешливые, дерзкие взгляды бросали они по сторонам! Стремительно, словно стая ласточек, они пересекли улицу и направились прямехонько к тележке Чандру. Вдруг Пару заметила нового продавца. Она остановилась, а вместе с ней и ее подружки.

Сердце Чандру будто замерло в груди. Он, затаив дыхание, смотрел на Пару. Она мельком взглянула на его тележку, потом — на соседнюю и, повернувшись к Чандру спиной, направилась к новому продавцу. Девушки последовали за ней.

«И ты! И ты, Пару!» — Лицо Чандру покраснело от злости и стыда. Кровь в нем закипела от обиды. Стало трудно дышать. Жаркий ком застрял в горле. Он был немой, но, казалось, он вот-вот заговорит, сломает эту преграду между ним и окружающим миром и закричит: «И ты! И ты, Пару!»

Но этого не случилось. Его горло было словно переполнено кровью. Его уши улавливали звуки приближающейся бури, а тело бил озноб. С опущенной головой он принялся за работу. Но в душе его все еще не смолкал перезвон маленьких колокольчиков. Пару и девушки, накупив закусок у нового продавца, удалялись на прогулку, они наперебой расхваливали его товар, и громче всех звучал голос Пару:

— Ах, что за прелесть! Блеск! В жизни не ела ничего подобного! Прежний-то продавец, этот замухрышка (она кивнула в сторону Чандру), разве может приготовить что-нибудь путное? Куда ему!

— Ну, еще бы! — подхватили ее подружки. — Да к тому же кладет закуски на эти противные листья, неуч!

— А поглядите-ка на его руки! Господи, до чего ж грязные! — это опять говорила Пару. — Наверно, неделю не мыты.

— И салфеток-то у него нет! Когда, бывало, попросишь вытереть руки, он сует свое рваное грязное полотенце!

— Фу! — на тонких губах Пару появилась гримаса отвращения. — Да я не только не посмотрю на его тележку, но и не плюну в ее сторону!..

Больше Чандру уж ничего не слышал. Красная пелена скрыла от него окружающий мир. Он издал дикий вопль — так обычно кричат немые, бросил свою тележку и, сжав кулаки, кинулся на угол. Поднялся переполох. Девушки с криками разбежались.

Чандру, как зверь, набросился на своего противника. Он жестоко избил его, надавал затрещин его помощнику, разнес вдребезги стекла в тележке, потом опрокинул ее на землю вместе со всем содержимым и только тогда пришел в себя. Он стоял в центре маленькой площади, красный, тяжело дыша. Явилась полиция, его арестовали. На суде он признал себя виновным. Суд приговорил его к двум месяцам тюрьмы и к денежному штрафу в пятьсот рупий, а в случае неуплаты штрафа — к четырем месяцам исправительных работ.

Сиддху штрафа не уплатил. А на чью помощь еще можно было рассчитывать?

Чандру отсидел полных шесть месяцев.

Он вернулся в дом Сиддху — ведь иного дома у него не было. Сиддху долго выговаривал ему, бранил за глупость, а он молчал, опустив голову. Даже если бы он не был немой, кому бы мог он все объяснить? Не в том заключалась его вина, что он избил нового продавца, нет, он виноват в том, что прислушивался к звону серебряных колокольчиков!..

Отругал как следует Сиддху своего воспитанника, отвел душу, а потом снова стал приобщать Чандру к прежней работе. В конце концов, Чандру — парень честный, добросовестный. Отсидел срок, вышел на волю — авось ума-то поприбавилось, теперь знает, почем фунт лиха, понял, что с законом шутки плохи.

Долго Сиддху внушал Чандру, как надо вести себя, втолковывал ему житейскую мудрость и черед несколько дней вновь установил его тележку на том же самом месте.

Надо заметить, что, пока Чандру отсутствовал, Сиддху переоборудовал тележку — он перекрасил ее, застеклил, снабдил дешевыми фарфоровыми тарелками. Купил даже ложки.

И вот, после шестимесячного перерыва, Чандру везет свою тележку на перекресток. Он пересекает одну улицу за другой, минует банк, наконец останавливается напротив телефонной станции. Но что это? На том самом месте, где он располагался прежде, торгует новый продавец. С ним тот же помощник-мальчишка. Вот продавец поворачивается и встречается взглядом с Чандру. Чандру отводит глаза. Он едет мимо, ставит тележку с другой стороны здания телефонной станции и начинает ждать покупателей. Бьет четыре. Пять… шесть… Никто к нему не подходит. Правда, появились двое — новички, Чандру их прежде не видел, — взяли дешевой закуски, поели и отошли. Совсем приуныв, Чандру, чтоб отвлечься, пытался найти себе занятие — то протирал полотенцем стекла, то помешивал деревянной ложкой приправу в кувшине, подправлял огонь в жаровне, переворачивал тушеную картошку.

И вдруг ушей его коснулся серебряный перезвон. Сердце в груди бешено заколотилось. Он хотел поднять голову и не смог. Перезвон меж тем становился все явственней…

Собрав все силы, Чандру поднял внезапно отяжелевшую голову и увидел Пару. Больше он не сводил с нее глаз. Ложка выпала из его рук, а полотенце соскользнуло с плеча и упало в ведро с водой, стоявшее рядом. В эту минуту какой-то покупатель подошел к нему со словами:

— Дай-ка два пирожка!

Но он ничего не слышал. Чувства, переполнявшие его, сосредоточились теперь в его взгляде. У него были только глаза, одни глаза…

Его тележка… В нескольких шагах от нее — другая… И он смотрел… смотрел, куда пойдет Пару.

Девушки, переговариваясь вполголоса, будто о чем-то споря, и искоса поглядывая на Чандру, приближались. Вдруг спор этот оборвался. Девушки перешли улицу и окружили нового продавца.

Но