Эльза взяла дочь на руки и начала кормить грудью. Одетта смутилась и, не желая отвлекать молодую мать, заговорила с Йеном. В частности, спросила у него, как обстоят дела с его книгой.

— Меня гонят с ней из издательств, как школьника из взрослой дискотеки. Никто не желает признавать гения. Я подумываю уже о том, что мне стоит сменить жанр и переключиться на написание биографий.

— Ты представляешь? Он хочет, чтобы моя маменька рассказала ему в деталях о своей жизни, — фыркнула Эльза.

— А что думает по этому поводу сама Сид?

— О, она сказала одну очень странную, на мой взгляд, вещь, — заметила Эльза, отнимая ребенка от груди и поглаживая его по спинке. — «Я, говорит, только еще начинаю жить. Хочу наверстать упущенное и получить от судьбы то, чего была лишена в юности». Честно говоря, не знаю, что она имела в виду, поскольку юность у нее была бурная — уж можешь мне поверить.

— Она забрала у меня диктофон и пообещала надиктовать несколько пленок, — вступил в разговор Йен. — В свободное от «наверстывания» время, разумеется. А еще она сказала, что ближе к лету мы узнаем о ней нечто сенсационное. Возможно, она собирается напроситься на прием в Букингемский дворец, чтобы обнять своего старого приятеля принца Чарлза — кто знает?

— Ну, мне она об этом рассказывать не станет, — сказала Одетта.

— А ты заезжай к нам почаще. Будешь в курсе всех последних новостей, — произнесла Эльза, обнимая Одетту и провожая ее к выходу. — Уверена, матушка почтит нас еще своим присутствием. Хотя бы для того, чтобы встретиться с Йеном. Ведь она чертовски тщеславна, а шанс иметь личного биографа выпадает далеко не каждому.

Встреча с Эльзой доставила Одетте такое удовольствие, что она решила не упускать случая и пообщаться с еще одной своей подругой. Она остановила такси и дала водителю адрес Лидии.

Позвонив в дверь, она дожидалась ответа Лидии, казалось, целую вечность. Одетта даже подумала, что у нее сейчас пациент, но потом вспомнила, что Лидия сексуальной терапией больше не занимается. У одного ее клиента случилась преждевременная эякуляция, и он нажаловался на нее в районное управление по здравоохранению.

— Слушаю, — раздался наконец голос Лидии в домофоне.

— Приветик, это я, Одди, — проворковала Одетта, исполненная доброжелательства и сентиментальных чувств.

— Хм… Не могла бы ты зайти минут через десять?

— Нет, не могла бы. Я ехала сюда из Суссекса не для того, чтобы шляться по улице в ожидании, когда меня впустят. — Одетта знала, что Лидия помешана на своей внешности, и ей, возможно, просто захотелось подкрасить губы. — Мне необходимо с тобой поговорить, причем срочно.

Такая настойчивость принесла свои плоды, поскольку через минуту замок щелкнул и Одетта получила возможность войти в дом. Лидия встретила ее в длинном мешковатом платье, что было совершенно не в ее стиле. Можно было подумать, что она, спеша к двери, набросила на себя первую попавшуюся вещь из своего гардероба. Одетта сразу поняла, что тут замешан секс. Вне всякого сомнения, в доме, помимо Лидии, находился еще один человек, и Одетта считала, что знает его имя.

— Извини за вторжение, — тихо сказала она. — Но я была уверена, что Финли сейчас на работе.

— Так оно и есть, дорогуша, — так же тихо ответила Лидия. — Я, конечно, очень рада тебя видеть, но прежде всего скажи, что случилось? — Лидия старалась оттеснить ее к кухне, откуда доносился запах кофе. — Может быть, выпьешь чашечку капуччино?

Из-за закрытой двери спальни послышался чей-то басовитый кашель. Одета вопросительно выгнула бровь.

— Общаешься с родственниками Финли? — осведомилась она с сарказмом. — В таком случае, еще раз извини за визит. Я могла бы и сама об этом догадаться.

С этими словами Одетта устремилась к двери, но Лидия схватила ее за руку и затащила на кухню, проявив при этом незаурядную физическую силу.

— Я рада, что ты приехала, Одди, — прошептала Лидия, закрывая за собой дверь и прислоняясь к ней спиной. — Мне требуется твой совет, поскольку у меня голова просто идет кругом. Мне казалось, я полюбила этого человека, но он только что заявил, что он — бисексуал и любит какого-то парня по имени Нед. По его словам, они собираются купить дом в Уимблдоне и жить там вместе.

— Калум — бисексуал?! — У Одетты было такое ощущение, что ее ударили кулаком в солнечное сплетение. Получалось, что Сид, намекая на гомосексуальные наклонности Калума, была права.

— При чем тут Калум? — Лидия подняла на нее голубые, обведенные темными кругами глаза. — Это Флориан. Я в него влюбилась, а он оказался педиком. Ты представляешь, что я теперь испытываю?

На девичник к кузине Мелани Одетта не поехала, хотя приглашение получила. Она решила провести это время с пользой — в частности, расписать видами Лондона стены у себя в спальне. К сожалению, Джимми оказался никудышным художником. Собор Святого Павла в его исполнении был похож на женскую грудь. В этом смысле куполу дворца «Миллениум» повезло ничуть не больше — он тоже сильно смахивал на сиську, но уже значительно больших размеров. В творчестве Одетты склонность к изображению женских бюстов не прослеживалась, зато у нее обнаружилось подсознательное стремление к примитивистскому стилю. В результате расписанная ею стена напоминала авангардное полотно, которое можно было условно назвать «Лондон после ядерной бомбардировки».

Они работали несколько вечеров, а когда наконец закончили, Одетта отложила кисти, окинула картины на стенах критическим взглядом и сказала, что стены лучше всего еще раз покрасить, а потом расписать заново милыми сердцу сельскими видами Суссекса. Джимми от всей души расхохотался и согласился с ее мнением. Правда, он выдвинул одно условие — предложил отложить работу на пару дней, мотивируя это отсутствием надлежащего вдохновения.

После этого они уселись перед телевизором и стали смотреть передачу «Лондонцы». Занятия изобразительным искусством подействовали на Одетту как хорошее снотворное, и она сама не заметила, как уснула.

Проснувшись наутро в субботу, она подумала, что это уже вторая ночь, которую она провела вместе с Джимми. Свидетельством тому служил его громкий храп, доносившийся со старого продавленного дивана. Уинни, которая спала с ней на кровати, тоже похрапывала. Одетта вслушалась в эти звуки, решила, что они нисколько ее не раздражают и даже не лишены известной приятности. Подумав еще немного, она пришла к пугающему выводу, что существа, которые издают эти звуки, тоже ей нравятся.

Она находилась в ванной комнате, пытаясь смыть с себя это наваждение, когда услышала громкий голос Джимми, предлагавший ей поторапливаться. Это было так по-домашнему, так по-семейному, что у нее сладко заныло сердце. Расслабляться, однако, было явно не ко времени. Предстоял день, насыщенный трудностями и испытаниями, и Одетта сосредоточила все свои помыслы на нем.

— Так вы, стало быть, фермер, Джеймс? — спросила у Джимми Клод Филдинг. На голове у нее была совершенно невообразимая шляпка, более всего походившая на чучело глухаря в брачном оперении.