— Мне пора, — сказала она, резко поднимаясь. — Еда была отличная, но я должна возвращаться на ферму. Возможно, Сид уже вернулась, и я могу ей понадобиться.

Джимми положил руки ей на плечи.

— Сядь.

— Я же сказала: мне надо ехать, — пробормотала Одетта, пытаясь освободиться из его хватки.

— Но подождать пять минут, чтобы меня выслушать, я надеюсь, ты можешь? — поинтересовался он, с силой надавливая ей на плечи, чтобы она наконец села. — Если ты меня не выслушаешь, то никогда не выберешься из того окопа, в котором сидишь.

— Какого такого окопа? — раздраженно спросила Одетта.

— Того самого, который ты всякий раз роешь взглядом, когда начинаешь с кем-нибудь общаться. Впрочем, если ситуация кажется тебе затруднительной и в окопе отсидеться не удается, то ты просто-напросто сбегаешь с поля боя.

— Ни с какого поля боя, как ты изволил выразиться, я не сбегаю, — зло сказала Одетта, прожигая Джимми взглядом. — Наоборот. Я, черт возьми, всегда стараюсь противостоять обстоятельствам.

— В таком случае никуда не езди и оставайся здесь. — На этот раз Джимми говорил гораздо тише. Более того, он присел рядом с Одеттой и нежно провел ладонью по ее руке. — Думаю, в глубине души ты догадываешься, зачем я тебя сюда пригласил. Вот и попробуй разобраться с этой ситуацией. Говорю сразу: для того чтобы меня остановить, тебе достаточно сказать одно только слово.

Одетта в замешательстве на него посмотрела. Что это он, черт возьми, затеял? Завел какие-то душеспасительные разговоры в духе психоанализа…

— Я отказываюсь понимать твои намеки, Джимми. До сих пор я была уверена, что ты пригласил меня на ужин — только и всего.

— Ты слишком умная женщина, Одетта, чтобы не понимать очевидных вещей. Того, к примеру, что ты мне очень нравишься. Ты ведь отлично знаешь, что я в тебя влюблен, верно? И пригласил я тебя сюда вовсе не для того, чтобы кормить ужином, а чтобы соблазнить!

Одетта была так поражена услышанным, что из ее уст в ответ на эту страстную тираду вырвалось одно-единственное слово:

— Зачем?

— Неужели ты не понимаешь? В самом деле? — Джимми печально покачал головой.

Она вырвала у него ладонь и скрестила на груди руки, что, как считают психологи, является классической оборонительной позицией, защищающей от воздействия чужой энергетики.

— Да, не понимаю, — громко сказала она.

Джимми в отчаянии возвел глаза к потолку.

— Просто мне хочется быть с тобой. Для меня это так же необходимо и естественно, как дышать. Когда ты рядом, и небо голубее, и солнце ярче. Но стоит тебе уйти, как все вокруг меня словно меркнет. Я без ума от тебя с первой минуты, как только тебя увидел. И никого еще так сильно в своей жизни не хотел.

До сих пор все шло хорошо и его слова Одетте даже нравились. Особенно ей понравился пассаж, что быть с ней для него так же необходимо, как дышать. Но стоило ему только произнести слово «хотел», как она сразу же вспомнила о Калуме и внутренне содрогнулась. Теперь секс как таковой был ей ненавистен, причем от начальной стадии сбрасывания с себя одежды и обнажения своего тела до момента интимной близости.

— А я-то думала, ты… — начала было она, но запнулась и замолчала. Она хотела сказать: «Я думала, ты мне друг», но потомпоняла, что он-то всегда подразумевал под словом «друг» нечто большее. Джимми никогда не скрывал того, что она нравится ему как женщина. Это было ясно с самого начала — когда он присылал ей в офис розы и приглашал ее обедать. Нужно было быть слепой, чтобы этого не заметить.

— Как я понимаю, нежных чувств ты ко мне не испытываешь, — с кривой улыбкой сказал Джимии, нарушив затянувшееся молчание. Потом он протянул руку, взял со стола свой бокал и осушил его одним глотком. — Стало быть, тебе на меня наплевать?

Одетта покачала головой:

— Это неправда — и ты отлично об этом знаешь. На самом деле, я очень тебя люблю. Ведь ты сделал для меня столько хорошего — да и продолжаешь делать. Но мне нужна только дружба — в ее чистом, первозданном, так сказать, виде — и ничего больше. Ты же требуешь от меня того, что я не в силах тебе дать.

Джимми замолчал и молчал довольно долго, поглядывая на Одетту по-собачьи грустными глазами.

— Извини. Я понимаю, что мои слова могли показаться тебе излишне резкими и несправедливыми, — пробормотала Одетта, прикрыв веки. — Ты ведь такой интересный мужчина. Большинство женщин без малейших колебаний предложит тебе то, что ты хочешь. Но я… Я просто к этому не готова. Ты остановил свой выбор на человеке, который тебе не подходит. В принципе, я для тебя — чужая… Чужая, ты понимаешь? — Она замолчала и печально покачала головой.

Когда Джимми заговорил снова, голос у него был непривычно тихим:

— А я знаю, почему ты так говоришь. Ты себе не нравишься — и в этом-то все и дело. Но это пройдет, обещаю, и ты снова себя полюбишь. Я-то тебя обожаю, а это что-нибудь да значит, верно? И никакая ты мне не чужая. Я уже успел узнать тебя довольно хорошо.

— Согласна. «Чужая» — это слишком сильно сказано. Будем считать, что я — твоя приятельница. Но любовницей не стану никогда.

— Ну и что мы теперь будем делать? Насколько я понимаю, видеть меня тебе не особенно-то и хочется.

Одетта взяла бокал с вином и сделала глоток. Она начала уже успокаиваться, и ненависть к себе, к Джимми и остальному миру стала постепенно ее оставлять.

— Говорю же — давай останемся друзьями. Тогда и недоразумений между нами никаких не будет. Короче говоря, я считаю, что мы можем проводить вместе время.

— Как старые добрые приятели, да? — осведомился Джимми, слегка склонив голову набок.

— Да, как старые добрые приятели, — кивнула Одетта. Эта мысль неожиданно показалась ей очень разумной. — Никаких тебе пошлых ухаживаний, ужинов при свечах, разговоров о нежных чувствах…

Джимми рассмеялся своим громыхающим смехом.

— Знаешь что? Мне нравится эта мысль. Итак, решено. Мы будем вместе проводить время.

— За совместное времяпрепровождение!

С этими словами они со звоном сдвинули свои бокалы и выпили, после чего Джимми сказал:

— В таком случае выдвигаю конкретное предложение. Отчего бы нам не поехать на день рождения к Мунго?

— А когда у него день рождения?

— В день святого Георга.

— Стало быть, на следующий день после свадьбы моей кузины Мелани, — задумчиво произнесла Одетта.

— Между прочим, мы могли бы вместе поехать и на свадьбу вашей кузины тоже, — сказал Джимми. Заметив, что Одетта при этих словах едва заметно поморщилась, Джимми торопливо добавил: — Не беспокойся. Я буду вести себя хорошо. Ты можешь считать меня чем-то вроде своей подружки, если тебе так удобнее, или геем.

Одетта рассмеялась. В самом деле, почему не взять его с собой на свадьбу Мелани? По крайней мере, мать не станет подыскивать ей кавалера среди кошмарных приятелей братьев Тернер.