меня, это же сказка! Я всегда мечтала о выставке. Как ты все это провернул!

А душа металась. Между этим милым, заботливым Адамом и тем чудовищем, смеющим распускать руки и кричать — образовалась огромная пропасть. Он стоял перед ней — до безумия родной и близкий, с игровой улыбкой, разлитой на губах и до безумия красивый. Как могли отношения с ним превратиться в сплошной хаос? Как они, два любящих сердца, разрушили все, что между ними было, предав сильные чувства забвению?

— Я хотел тебя вернуть. Уильям помог найти почти всех хозяев картин, у него много связей. Я ему очень благодарен, — сказал Адам, — особенной девушке — особенная выставка.

— Так значит Уильям, — уточнила Аннабелль вкрадчиво, — надо же, какой любезный. И все эти люди тут…? Они меня знают? Кто пришёл посмотреть?

— Некоторые — твои фанаты из социальных сетей, некоторых пригласил Уильям, это разные журналисты. Они расскажут о выставке, и твои работы станут известными.

Аннабелль закрыло лицо руками. Она поверить не могла в происходящее. Люди интересовались ее творчеством, они подходили и задавали вопросы, трактовали изображения по своему, отдаваясь воображению. Слёзы катились по бледному лицу, улыбка воссияла, искорки затанцевали в потухших прежде глазах. Морган прекрасно помнила — как считала себя ничтожеством, как считала все свои достижения обычным сбоем программы, как не давала себе ни единого шанса, не допускала ни единой мысли о том, что она чего-то стоит.

— Это не сон? — переспросила Белль, смахивая слёзы. — Может, мы с тобой напились до потери сознания, и мне все это кажется?

Адам рассмеялся, протянув ей платок.

— Нет, — сказал мужчина, — это абсолютная правда. Будь счастлива. И твори. Твои таланты будут расцветать с годами. Помнишь, я тебе сказал: никто не погасит свет в твоих глазах?

— Конечно, помню, — прильнувши к нему, как кошка, сказала Аннабелль, — я помню.

— Спустя столько лет, я понял, что нашёлся один дурачок и сделал все-таки это. Так вот, знай, принцесса, этот дурак сожалеет и ненавидит себя за каждую твою слезу. Он не понимал, насколько ему повезло и как сильно он любит тебя. Поэтому, если в твоём сердце осталось хоть чуть-чуть любви к нему, найди силы его простить. Он тебя обожает, и не представляет, как жить без тебя, — взяв рукой ее за подбородок, сказал он, прищурившись.

— Передай дурачку, что я его прощаю, — запнулась Аннабелль дрожавшим голосом, — и тоже его люблю, но ему все-таки придется учиться жить без меня.

Нежно гладя волосы любимой женщины, он продолжал прижимать ее к себе, будто боясь, что она уйдёт. Его дыхание согревало ее кожу. Снова Аннабелль ощутила себя желанной. Таяла в сильных руках. Каждой фиброй души, она ощущала его любовь, но мозг отказывался соглашаться на продолжение. Возможно, она уедет с ним у нему домой, они переспят, случится очередной приступ страсти, когда она будет лежать на его кровати обнаженная, прикрытая одной только простыней, он станет курить на балконе, глядя на простывший весенний город. Она полюбуется его хорошей фигурой, улыбнётся, что-то себе скажет, ахнет и пойдёт готовить завтрак. А что наступит потом? Адам снова станет прежним, потому что сказок никаких не бывает. Она хотела бы поверить в его сказку, сказку, где злой король наконец-то превратится в доброго, и где сбежавшая принцесса отдастся ему полностью, но…Аннабелль давно не была той семнадцатилетней девчушкой, ждущей Клэмана каждый божий день, сидя около окна. Да и сказок не бывает. Аннабелль больше не нуждалась в его подвигах, в его громких словах, она не хотела с ним близости. Да, она его любила, но в этой любви было столько же боли, сколько и прекрасных мгновений. И как давным-давно сказал Доминик, Адам все делал только ради себя.

Морган пообщалась с посетителями, узнала их истории, ответила на вопросы и сделала несколько кадров для своего блога. Она все ещё просила Адама ущипнуть ее, потому что не верила в такую красивую правду. Рассматривая картины, висящие на стенах, Аннабелль в тысячный раз убеждалась, что ее искусство никогда не родилось бы без боли.

И может быть, для этого с Адамом они и встретились.

— Обещай мне, что будешь счастлив, Адам, — прошептала Аннабелль.

— Не могу ничего сказать. Мне теперь тебя надо отпустить.

Они сидели на скамейке в заднем дворике галереи, поодаль от всех. Адам поглаживал волосы девушки. Луна

— Я сейчас такую вещь вспомнила. Когда-то преподаватель по французской литературе позвал к себе в кабинет, потому что у меня был нервный срыв. Я плакала и никак не могла успокоиться, Ингрид и девочки меня травили. Думала, отчислюсь и все, не закончу школу. Я спросила его — что со мной не так? Может, я плохой человек? Что поменять? Как себе найти? Закидала его вопросами.

— А он что?

— Он сказал, что каждый человек уникален, и попытка соответствовать ожиданиям других всегда будет делать меня несчастной. Сказал, что стоит научиться принимать себя такой, какая есть. И что мне не нужно подтверждение со стороны других. Я считала себя дурой, какой-то не такой, но проблема была не в этом..

Проблема была в том, как общество заставило меня думать, что я неправильная. Так старалась поменяться. И даже когда поменялась…стало только хуже.

— Почему ты сейчас это вспомнила?

— Потому что потребовалось восемь гребанных лет, чтобы понять…Не надо было ничего менять, не надо было ставить на себе крест, и уезжать нам тоже с тобой не надо было. Мы бы спокойно жили в Монреале. Я бы поступила в университет позже, но что выбрали? Убежать от всего.

— Ты жалеешь?

— Нет, просто размышляю, потому что мы вернулись в Монреаль, и эта выставка…Как ты все это провернул! — закурила Аннабелль, затянувшись.

— Я хотел услышать твое «прощаю». Все, ничего больше. А насчет нашего переезда…Ты бы вряд ли стала такой открытой и смелой, какая ты сейчас, если бы не попробовала самостоятельную жизнь. Ты сама-то поняла, зачем убежала?

— Да от себя, — сказала Морган, — пыталась убежать от себя.

— Получилось? — усмехнулся Адам.

Аннабелль покачала головой.

— Черт его знает. Прошлая Аннабелль бы вряд ли вынесла все это не с поехавшей крышей. Не наделала бы кучу бессмысленных татуировок. Не сожгла бы себе волосы блондом и вряд ли бы их отрезала. Не надела бы эти чокеры и корсеты. И уж точно, никуда бы не поехала с парнем, которого знала меньше года. Потому что вот такая я и есть. Взбалмошная и немного безбашенная, но про этом не глупая.

— Это ты со мной такой стала. Бабочка вылезла из кокона.

— Да уж, Адам, ты