парты и немедленно принялась утолять голод, уничтожая выданное перед походом. Но – одолевал сон, и многие засыпали с недожеванной колбасой во рту.

* * *

Следуя за какими-то повозками, шел Офицерский батальон. У входа в станицу, после четырехчасового похода, повозки остановились; остановился и батальон. Люди значительно устали, продрогли, проголодались: ведь накануне целый день были в бою. Все с нетерпением ждали квартирьеров. Время шло… Томительное ожидание делает людей неразговорчивыми, озлобленными. Но вот, наконец, из темноты кто-то окликает батальон: квартирьер. Батальон обходит продолжавшие стоять повозки и втягивается в улицу станицы. Улица запружена обозами, орудиями. Строя уже нет: все идут вразброд. На станционной площади, менее забитой, части быстро приводятся в порядок. Если, не дай Бог, исполнение приказа не понравится кому-либо из ближайшего начальства, команда будет повторяться, пока выполнение не удовлетворит его.

– 3-й взвод, в полевую заставу! – отдается приказ командира роты.

Офицеры взвода отказываются верить своим ушам. Им кажется, что они уже не в состоянии выполнить приказание: опять куда-то идти в темную ночь, в окружающую, воющую метель. Командир взвода невозмутим: он поворачивает свой взвод, который снова, пробираясь между подводами, идет в ту сторону, откуда пришел, и останавливается за станицей на каком-то бугорке, в сотне шагов от железной дороги, неподалеку от грунтовой дороги на Ростов.

По дороге, увязая в снежных сугробах, движутся еще отдельные повозки и небольшие группы. До самого утра пробирались хвосты отсталых. Кто-то в штатском отрекомендовался офицером, желающим присоединиться к Добровольной армии…

Погода стала меняться к лучшему: постепенно стих ветер, прекращался снег… Утро стало ясное и мягко-морозное.

Переправа через Дон

10 февраля. Техническая рота проработала на переправе всю ночь, подготовляя спуск к реке для проезда батарей и обозов, устраивая настил с берега на лед. Стучали кирки по обледенелой земле, рубили и сколачивали доски, бревна. Рассыпался на спуске песок… Лед на реке достаточно крепок, чтобы выдержать тяжесть орудий. Однако чины Юнкерской батареи предусматривают худшее и приготовляли доски.

Еще затемно Дон перешли – конный дивизион полковника Гершельмана и Партизанский отряд сотника Грекова, которые должны были – первый обеспечивать армию с востока, второй с запада, в сторону Батайска. За ними группа квартирьеров.

С утра стали переправляться части и обозы по указанной очереди. Техническая рота оставалась на переправе для поддержания порядка и оказания нужной помощи. Рано утром пришел генерал Марков. Он был в серой куртке с генеральскими погонами, в большой белой папахе, в бриджах с генеральскими лампасами и с плеткой в руке.

– Ну как, полковник? Все идет по-хорошему? – громко обратился он к командиру Технической роты. Генерал Марков надолго задержался у переправы. Иных грозно призывал к порядку и спокойствию, других подбадривал, отпускал шутки.

Переправу главных сил начал генерал Алексеев, который пешком, опираясь на палку и ею как бы ощупывая крепость льда, перешел Дон. Генерал Корнилов, выйдя из дома, прошел некоторое расстояние пешком, пока ему и генералу Романовскому не подвели коней.

– Кто вы и куда направляетесь? – спросил генерал Корнилов вышедшего из боковой улицы одного офицера.

– Поручик Б., командир взвода 1-й роты 1-го Офицерского батальона. Ищу свою роту, – последовал ответ.

Генерал Корнилов строго посмотрел на командира взвода, потерявшего свой взвод.

– Передайте командиру роты, что я отрешаю вас от командования взводом. Свою роту вы найдете… – И указал направление.

Поручик Б. действительно нашел там, где указал генерал Корнилов, свой батальон. Он доложил командиру роты, подполковнику Плохинскому[148], о случившемся, который посмеялся над неудачником: он знал, что поручик Б. отстал ночью, помогая артиллеристам вытаскивать из канавы застрявшее орудие. Этот маленький случай показал всем, что требование генералом Корниловым дисциплины и порядка остаются в силе в любой обстановке.

Генерал Корнилов со своим конвоем, верхом, переехал Дон и, остановившись на другом берегу, пропускал проходившие части, здороваясь с ними. Прошел Юнкерский батальон, не более чем в сто штыков, и Студенческий батальон, раза в три большей численности. Поразительно бодрый вид имела молодежь, подкрепившаяся завтраком – сладким чаем с белым хлебом и маслом, о чем позаботился генерал Боровский.

Подошла очередь и 1-й батареи. К переправе она была совершенно готова. С трудом мобилизованные в станице подводы были нагружены снарядами, перегруженными из эшелона и из зарядных ящиков. На подводы же было погружено все то, что можно было снять с орудий и ящиков. Подполковник Миончинский предусмотрел все для проведения благополучной переправы. Переправлялась батарея по частям: лошади шли выпряженными, по одному катились на руках орудия и ящики, по одной переезжали не сильно нагруженные подводы. Лед потрескивал под тяжестью орудий. Последнее орудие катилось юнкерами по уже выступившей на лед воде и по команде «Бегом марш!». К великой радости юнкеров, от которых валил пар, переправа 5 орудий, зарядных ящиков, передков и всех подвод прошла благополучно.

Наконец дошла очередь и до 1-го Офицерского батальона, снявшего свои заставы, которые с высокого берега реки могли наблюдать движение армии к станице Ольгинской. «Картина была чудесная: по гладкой белой степи ползла из Аксая черная, бесконечная лента людей, повозок. Шли и шли, и казалось, что никогда не кончится эта живая лента, освещенная солнцем. Вот видна станица Ольгинская, куда втягивалась голова ленты», – записано в воспоминаниях. Офицеры в эти минуты совершенно не думали о дальнейшем. Для них пока все очевидно: армия идет в Ольгинскую. Неизвестность впереди, за станицей, скрываемая холмами.

С рассветом на дорогу, по которой шла армия, вышла небольшая колонна пехоты. Это 2-й Офицерский батальон, проделавший свой ночной путь вдоль южного берега реки от станицы Заречной. Труден был марш для него: без дороги, по сугробам снега, кучам камней, бревен, через опрокинутые лодки. Батальон шел, видя на противоположном, возвышенном берегу, темные, без огней, силуэты Ростова и Нахичевани, для части чинов его – родных городов.

Последними перешли Дон у Аксая части партизан, прикрывавшие его. Несколько взрывов подорвали полотно железной дороги. В 11 часов ушла с переправы и Техническая рота.

Красные не преследовали армию; лишь два аэроплана пролетели над колонной на большой высоте и сбросили несколько бомб, разорвавшихся далеко в стороне.

* * *

От реки Дона до станицы Ольгинской было верст пять. Дорога шла по дамбе, была утоптана прошедшими частями, и люди шли бодро.

В строю одной из рот оказалась неожиданно какая-то девушка, женщина-прапорщик. Она шла, спотыкаясь в непривычных для нее сапогах, с большим вещевым мешком за спиной, недостаточно подтянутым и поэтому стеснявшим и затруднявшим движение; винтовку несла на ремне, охватывавшем одновременно и мешок, что было совсем тяжело и неудобно. Вся ее высокая,