В рамках SDECE обвинения Голицына касались ряда высокопоставленных чиновников, в том числе заместителя начальника полковника Леонара Уно и начальника контрразведки полковника Рене Делсени. Следствием стал визит в ноябре 1963 года полковника де Лануррьена из SDECE к директору ЦРУ Джону Маккону с письмом, выражавшим недовольство. Позднее под подозрение попал сам де Лануррьен.

Недовольство обвинениями Голицына, а также натянутые отношения между ЦРУ и начальником представительства SDECE в Вашингтоне Филипом де Тиро де Восжоли в 1964 году привели к разрыву отношений французской и американской разведок. Последующие три года Соединенным Штатам возбранялся доступ к французским данным радиоразведки. По словам Фалижо и Кропа, де Лануррьен прибыл в ноябре для допроса "Мартеля". По возвращении он побеседовал с начальником SDECE генералом Полем Жакёром, и Уно из-за обвинений Голицына был уволен.

Отношения Голицына с отделом Советской России и ЦРУ начали портиться уже через пару месяцев после прибытия. Признаки, что с ним придется трудно, начали появляться даже до его приезда в Вашингтон, когда он начал сетовать на отсутствие у ЦРУ специального самолета для доставки его в Соединенные Штаты. Он начал выказывать признаки паранойи и раздутое самомнение, требуя личной встречи с президентом Кеннеди, а также 15 миллионов долларов на организацию свержения советского правительства.

Нарекания на Голицына все множились, а поток надежных сведений иссяк, и в конце 1962 года отдел Советской России чрезвычайно охотно передал его Энглтону и его штабу контрразведки — весьма разумная мера, так как перебежчик начал утверждать, что агенты КГБ внедрились не только в ЦРУ, но и в британские, французские и норвежские спецслужбы, а штат Энглтона отвечал за связь с этими службами.

В это время, когда его положение в ЦРУ стало весьма шатким, Голицын пересмотрел давнее предложение МI5 совершить поездку в Британию. В течение 1962 года его дважды навещал Артур Мартин, высокопоставленный представитель MI5, агрессивный контрразведчик и друг Энглтона. Мартин твердил, что в случае визита Голицына непременно ждет теплый прием. Случай Филби еще не стерся из памяти, а след Блейка еще не успел простыть, и Мартин опасался наличия еще более многочисленной плеяды нелегалов.

Во время своего краткого пребывания в Англии Голицын, получивший здесь кодовое имя "Каго" (Kago), встретился с Мартином, главным ученым MI5 Питером Райтом и офицером SIS Стивеном Де Маубреем. Совместно эта четверка выдвинула обвинения против советских нелегалов в Британии и породила то, что Голицын назвал "заговором стратегической дезинформации". Мартин уже подозревал заместителя директора MI5 Грэхема Митчелла. Когда же Голицын сказал хозяевам, что после дела Филби он слышал в КГБ разговоры о "Пятерке", они заключили, что пятым шпионом был Митчелл. (Естественно, остальными четырьмя были Филби, Блант, Бёрджесс и Маклин.) Так что первым объектом стал Митчелл, получивший кодовое имя "Питерс" (Peters).

Голицын — исходя из разговора, в котором участвовал еще в бытность в КГБ, о подозрениях MI5 по поводу смерти лидера лейбористской партии Хью Гейтскелла — пришел к выводу, что Гейтскелла убрал КГБ, чтобы открыть дорогу Гарольду Вильсону. Как и многие другие обвинения Голицына, оно строилось в основном на экстраполяции и дедукции, а не на надежных сведениях. Но, несмотря на логические изъяны, Мартин начал расследование, получившее название "Oatsheaf" (Сноп овса)[72].

Кроме того, Голицын — вероятно, с одобрения своих хозяев — развил идею о существовании "заговора стратегической дезинформации". В 1958 году КГБ начал придавать дезинформации более серьезное значение и учредил отдел Д в 1-м Главном управлении КГБ. Сателлитарные спецслужбы Восточной Европы исправно последовали его примеру. Голицын доложил, что Советы имеют общий план по манипуляции Западом с целью заставить его поверить, что возможна некая разрядка напряженности. Вдобавок Голицын предположил, что явный китайско-советский раскол не более как видимость с целью введения Запада в заблуждение, как и албаносоветский раскол.

Пребывание Голицына в Британии прервалось досрочно из-за утечки информации в прессу искаженного представления о нем. И хотя его пребывание привело к 150 следственным версиям (известным под названием "Сериалы"), тогдашний глава SIS сэр Дик Голдсмит Уайт назвал их "гнилым урожаем". Он обнаружил, что Голицын полон идей и теорий, но почти не располагает фактами. Даже Энглтон осенью 1963 года заключил, что у Мартина нет улик против Митчелла. Это мнение разделяло и ФБР[73].

Вернувшись в Соединенные Штаты, Голицын полностью изложил свои теории и воззрения Энглтону, принявшему на веру все без исключения — и "заговор стратегической дезинформации", и Гейтскелла, и Уилсона, и нелегала в ЦРУ. По поводу первых двух Энглтон не мог предпринять почти ничего, но основной задачей штаба контрразведки было предотвращение вражеской деятельности и выявление внедренных в управление агентов[74]. Таким образом Энглтон с помощью Голицына и начал охоту на нелегалов, весьма отрицательно влиявшую на деятельность ЦРУ как минимум в течение десятилетия.

В ноябре 1964 года началась охота на нелегалов, официально названная операцией "Honetol". Началось расследование, сказавшееся минимум на сорока старших офицерах ЦРУ. Не менее четырнадцати стали официальными подозреваемыми, и их биографии подверглись тщательному изучению.

С ноября 1964 года по апрель 1965-го охотой на нелегалов руководил объединенный комитет ЦРУ-ФБР; его члены со стороны ЦРУ, в том числе Энглтон, были набраны из штаба контрразведки и управления безопасности. В этот период комитет провел следствия по делам четырнадцати главных подозреваемых ЦРУ, и эти труды обошлись бюджету в сотни тысяч долларов. Офицер ЦРУ Леонард Маккой заметил: "Во время пика "Honetol" казалось, что ФБР преследует в Соединенных Штатах больше подозреваемых офицеров ЦРУ, чем агентов КГБ".