— Кто это? — с нетерпением повторила Луцилла.

— Попробуйте, милая моя, не угадаете ли вы сами, кто это? — сказала я.

С этими словами я вложила ее руку в руку Оскара и остановилась возле них, глядя на ее лицо.

Лишь только Луцилла почувствовала снова знакомое прикосновение, кровь схлынула с ее лица. Ее слепые глаза страшно расширились. Она стояла пораженная. Потом с долгим слабым вскриком, с вскриком захватывающего дух восторга, она страстно обвила его шею руками. Жизнь возвратилась на ее лицо, ее милая улыбка заиграла на раскрытых губах, дыхание стало частым и трепетным. Тихим голосом упоения, целуя его в щеку, она прошептала чарующие слова:

— О, Оскар! Я узнаю вас опять!

Прошло несколько минут.

Первое ощущение, вызванное тонким осязанием знакомого прикосновения Оскара, исчезло. Ум ее пришел в равновесие. Она отступила от Оскара и обратилась ко мне с вопросом, который, как знала я, должен был неизбежно последовать за соединением их рук.

— Что это значит?

Обличение вероломного поступка Нюджента, обнаружение роковой тайны Оскара, наконец, защита моего собственного поведения относительно ее — все это должно было заключаться в ответе на ее вопрос. Я открыла ей всю истину так осторожно, так деликатно, так снисходительно, как только могла. Как подействовал на нее этот удар, она не сказала мне ни тогда, ни после. Держа руку Оскара, спрятав лицо на груди Оскара, она выслушала мой рассказ с начала до конца, не прервав меня ни одним словом. По временам она вздрагивала, по временам тяжело вздыхала. Это было все. Только когда я кончила, только после продолжительного молчания, в продолжение которого Оскар и я глядели на нее с безмолвной тревогой, Луцилла медленно подняла голову и заговорила.

— Слава Богу, — сказала она с жаром, — слава Богу, что я слепа!

Таковы были ее первые слова. Они привели меня в ужас. Я вскрикнула и попросила взять эти слова назад.

Луцилла спокойно опустила голову на грудь Оскара.

— Для чего возьму я их назад? — спросила она. — Неужели вы думаете, что мне было бы приятно видеть Оскара таким безобразным, какой он теперь? Нет! Я желаю видеть его и вижу его таким, каким представило мне Оскара мое воображение в первые дни нашей любви. Слепота моя для меня счастье. Она возвратит мне мое прежнее восхитительное ощущение, когда я прикасаюсь к нему, она сохранила мне его любимый образ, единственный образ, который я хочу видеть неизменившимся и неизменным. Вы продолжаете думать, что мое счастье зависит от зрения. Я вспоминаю с ужасом о том, что выстрадала, когда обладала зрением, я всеми силами старалась забыть это время. О, как вы меня мало знаете! О, каким горем было бы для меня увидеть его, как вы его видите! Постарайтесь понять меня, и вы не будете говорить о моей утрате, вы будете говорить о моем приобретении.

— О вашем приобретении? — повторяла я. — Что же вы приобрели?

— Счастье. — отвечала она. — Моя жизнь заключается в моей любви. Моя любовь заключается в моей слепоте.

Вот вся история ее жизни в нескольких словах.

Если бы вы видели ее сияющее лицо, когда Луцилла подняла его, опять увлекшись разговором, если бы вы вспомнили (как вспомнила я) об утрате, которой она должна была неизбежно заплатить за восстановление зрения, как ответили бы вы ей? Очень возможно, что вы поступили бы так, как поступила я, то есть скромно сознались бы, что она лучше вас знает, какие условия ей необходимы для счастья, и не ответили бы ей ничего.

Я оставила Оскара и Луциллу говорить друг с другом и начала ходить по комнате, раздумывая, как нам действовать дальше.

Решить это было нелегко. Из слов Луциллы я поняла, что Нюджент твердо довел свою жестокую мистификацию до конца. Он солгал, объявив свой брак в церкви на имя Оскара, он поехал в Лондон взять брачное разрешение также на имя своего брата. Это было все, что я знала.

Пока я все еще раздумывала, Луцилла разрубила гордиев узел.

— Что же мы ждем здесь? — спросила она. — Уедем, чтоб никогда не возвращаться в это ненавистное место.

В ту самую минуту, как она встала, послышался тихий стук в дверь.

Я ответила. Вошла женщина, которая привела Луциллу в гостиницу. Она как будто боялась отойти далеко от двери. Стоя у самого порога, женщина взглянула с беспокойством на Луциллу и сказала:

— Могу я поговорить с вами, мисс?

— Вы можете говорить, что угодно при этой даме и при этом джентльмене, — отвечала Луцилла. — Что такое?

— Боюсь, что за нами следят, мисс.

— Следят? Кто?

— Горничная барыни. Несколько минут назад она заглянула в гостиницу и поспешно побежала домой. Но это еще не самое худшее.

— Что же еще случилось?

— Мы ошиблись, — сказала служанка. — Есть лондонский поезд, которого мы не заметили в расписании. Я слышала, что он пришел четверть часа тому назад. Пожалуйста, пойдемте домой, мисс. Я боюсь, что нас отыщут.

— Вы можете идти домой хоть сейчас, Джен, — ответила Луцилла.

— Одна?

— Да. Благодарю вас, что вы привели меня сюда. Я здесь останусь.

Лишь только Луцилла уселась между мной и Оскаром, дверь тихо отворилась. Длинная, худая, дрожащая рука просунулась в комнату, взяла за руку служанку и вытащила ее в коридор. В комнату вошел мужчина в шляпе. Это был Нюджент Дюбур.

Он остановился на том месте, где стояла служанка, взглянул на Луциллу, взглянул на брата, взглянул на меня.

Ни слова не вымолвил он. Вот стоит он перед другом, которого оклеветал, перед братом, которого обманул. Вот стоит он, устремив глаза на Луциллу, зная, что все кончено, что женщина, для которой он обесчестил себя, отнята у него навсегда. Вот стоит он в аду, который он сам себе приготовил, и молча переносит свои страдания.

При появлении брата Оскар встал и обнял Луциллу одной рукой. Теперь он сделал шаг к Нюдженту, все еще прижимая к себе свою невесту.

Я следовала за ним, не спуская глаз с его лица. Я теперь уже не опасалась за него. Доброе влияние Луциллы изгнало злого демона, поселившегося в нем. Внимательно, но без страха ожидала я того, что он сделает.

— Нюджент! — произнес Оскар тихо.

Нюджент опустил глаза и не ответил.

Луцилла, услышав это имя, мгновенно поняла, что случилось. Она содрогнулась от ужаса. Оскар передал ее мне и подошел к брату один. Лицо его обнаруживало борьбу любви и сочувствия с горем и стыдом. Я вспомнила свое свидание с ним, когда он рассказал мне о судебном деле и уверял меня, что Нюджент добрый гений его жизни.

Он подошел к брату. Естественно и ласково, как в былое время, он положил руку на плечо брата.

— Нюджент, — сказал он. — Тот же ли ты милый, дорогой брат, который спас меня от смертной казни и разделял потом мою тяжелую жизнь? Тот же ли ты славный, умный, благородный человек, которого я так любил, которым я так гордился?