— Вы что, не слушаете меня? Я ведь уже говорил, что алхимия — это наука о трансформации. Скажем, обломков скал — в драгоценные камни, деньги, какие-нибудь живые существа и обратно в скалы. Чего угодно во что угодно. Старого тела в молодое, к примеру. Или, в моем случае, поврежденного лица — в целое и здоровое. Я бы разозлился на вас куда больше, сочтя полученные мною раны неисцеленными.

Однако вернемся к нашей теме. Итак, «Скрижали» какое-то время находились в центре внимания, но потом отошли на задний план. Поначалу каждые несколько десятилетий являлись люди, утверждавшие, что окончательно их «расшифровали».

Однако в наши дни и особенно в этой стране миф о них забыт настолько прочно, что даже самые ретивые приверженцы теории существования «Скрижалей» не в состоянии пробудить у общественности хотя бы преходящий интерес к этому предмету. Каждые несколько лет здесь появляется новая книга или телевизионное шоу об Атлантиде или Эльдорадо, но «Изумрудные скрижали» продолжают пребывать в забвении. Так что сейчас это даже не миф, а некий невнятный слух о некоем невнятном событии в древней истории. Так бы все и оставалось, если бы нынешнему хранителю «Скрижалей» неожиданно не прискучило существующее положение вещей и он не воспылал бы страстью к земным благам.

— Вы Яна имеете в виду?

— Разумеется. Кого же еще? Насколько я понимаю, в числе прочих документов вы обнаружили в офисе Яна весьма впечатляющий отчет о запланированном им путешествии?

Я кивнул.

— Должен вам заметить, что далеко не все такие циники, как начинающие газетные репортеры. Так что в мире существует достаточное число людей, которые знают, что такое «Скрижали», верят в их существование и готовы выложить огромные суммы, чтобы подвергнуться их благотворному воздействию.

— Но зачем ему было их продавать? Если «Скрижали» действительно способны сотворить все, что угодно, он мог при их посредстве делать деньги из любой ерунды — будь то хоть трава или табачный пепел.

Тону вздохнул. За спиной у него сквозь оконные шторы в комнату начал просачиваться блеклый утренний свет.

— Ян сильно изменился. В нем появилось нечто от мессии. Или параноика. Такие вещи время от времени случались и раньше и, без сомнения, случатся и впредь. Несмотря на все усилия нашей группы. В конце концов, тот факт, что вы способны жить на протяжении веков и пережить кого угодно, не может так или иначе не отразиться на вашей психике. И вот Яну пришло на ум изменить ход истории. Ему надоело созерцать посредственностей, ухитрившихся стяжать всемирную славу, в то время как он, хранитель и обладатель величайшего в мире сокровища, жил в полном забвении. Он перестал осознавать смысл своей миссии, потерял веру, потерял… — Его голос прервался, словно от сильного душевного волнения, а рука потянулась смахнуть с глаз невидимую слезу.

— Могу я задать вам вопрос? — спросил я более робко, нежели намеревался. — Если «Скрижали» были обнаружены в руках Авраама, то как они достались вам? Как оказались в Эстонии?

— Возможно, волею случая, а возможно, волею Провидения. Очень может быть, что в высшем смысле между первым и вторым нет никакой разницы. Но как бы то ни было, одним из ранних хранителей «Изумрудных скрижалей» — я говорю «ранних» ради вашего удобства, поскольку «Скрижали» сокрыты от посторонних глаз уже много веков, — был некий багдадский библиотекарь, ставший географом при дворе короля Сицилии. Этим человеком овладела та же страсть к путешествиям, «охота к перемене мест» и жажда мирской славы, что и знакомого вам хранителя.

Он хотел составить карту мира — это, между прочим, происходило в двенадцатом веке, — и ветер странствий занес его на край Европы, на скалистый остров, населенный нищими полуголодными язычниками. Он пережил это приключение, конечно — все мы способны переживать любые события, пока сами этого хотим, — но со временем им овладела усталость. И он назначил нового хранителя, который должен был его заменить, укрыв «Скрижали» на максимальном расстоянии от всех центров тогдашней цивилизации. Это было воистину безопасное место.

— Там они и оставались?

— Там и оставались.

— А почему вы решили их переместить?

— В самом деле, почему? — Тону вытянул перед собой ноги и скрестил их в щиколотках. — Полагаю, мы позволили убедить себя, что изменения в той части мира не обеспечивают безопасности нашего сокровища. А традиционное безразличие к истории в этой стране делает ее идеальным местом для укрытия «Скрижалей». — Он хлопнул себя по бедрам и допил остававшееся в бутылке виски. — К сожалению, я ошибался. А прав был один ботаник, которого я очень не любил, всячески игнорировал, а впоследствии еще и расчленил. Но все это выяснилось только сейчас. Впрочем, принимая во внимание происшедшее, думать о возвращении в Эстонию нам не приходится. Но по счастью, в этом мире довольно много стран, существующих как бы на обочине истории, где мы можем жить спокойно и безопасно.

— А сколько «вас» всего, если не секрет?

— Как я уже говорил, очень немного, — сказал он, снова принимаясь обрабатывать лицо и бороду полотенцем, и уже почти очистил их от крови. Более того, почти все его раны, за исключением повреждений на носу и верхней губе уже перестали кровоточить и начали подживать. Потом он указал на грязные круги от кофейных чашек и пустые пивные банки на моем кофейном столике. — Я вижу, вы относитесь к чистоте с тем же равнодушием, что и мой покойный коллега. Ну так вот: настоящих соратников у меня мало.

— По одному в каждой стране мира?

— Прошу вас, — усмехнулся он, — оставим это.

— Может, в вашем распоряжении хрестоматийная круглая сотня? Две сотни?

— Вы что, планируете написать о нас книгу? — насмешливо осведомился Тону.

— Почему бы и нет? Мне всегда хотелось попробовать свои силы в прозе.

— Заверяю вас, вся эта история отнюдь не вымысел, — улыбнулся он.

— Но существует ли хоть какое-то подтверждение тому, что вы мне сейчас наговорили? Вы, конечно, прекрасный рассказчик, и ваша история внушает доверие, но мне почему-то кажется, что вы скорее похититель драгоценностей, нежели их хранитель. Как и ваш покойный приятель Ян — или как там еще его звали.

— Мне представляется, — повысил он голос, — что вы пока не определили собственное место во всей этой истории. Собственное — и своей подруги мисс Роув.

Когда он упомянул Ханну, меня словно бы ударили в солнечное сплетение. Его слова прозвучали как гром среди ясного неба, хотя в ретроспективе я понимаю, что должен был предвидеть такой поворот событий.

— Но какое отношение имеет она ко всему этому? — осторожно, словно опасаясь услышать правду, спросил я.

— Самое непосредственное, — сказал Тону, хлопнув ладонью по столу, словно пытался придать своим словам большую весомость. — Без нее мы не смогли бы сделать того, что сделали. Вы ведь знаете о неприятностях с законом, которые были у Яна? И о его контактах с Вернумом Сиклем? Кстати, теперь мы с ним тоже знакомы, но это к слову… Итак, последние годы Ян жил в вечном страхе перед нами. Стрелял из пистолета через окно, обзавелся замками, которые выглядели бы более уместно в банке, нежели в профессорской квартире. Ему еще повезло, что он не возбудил к своей особе гораздо больших подозрений. Как вы думаете, он обрадовался бы нашему приходу, реши мы его навестить? Хотя мы в состоянии продлевать свою жизнь сколь угодно долго и не страшимся болезней, от пуль мы все-таки не защищены. Так же как и от прямого физического насилия, в чем вы лично могли сегодня убедиться.