МакКинни делал это, потому что точно знал, что ждет за дверями склада, если он потеряет работу.

МакКинни и его жена оба работали сверхурочно, чтобы делать выплаты по ипотеке — скромные, по стандартам Портленда, — оплачивать счета за медицинские услуги и держать холодильник полным. Но жизнь, конечно, не стояла на месте. В какой-то момент жену МакКинни понизили в должности в продуктовом магазине, что резко сократило ее зарплату. У пары также появился первый ребенок, маленькая девочка, у которой диагностировали аутизм. Они оплачивали крупные медицинские счета.

МакКинни приходилось покупать бензин для длинных поездок на работу. Налог на недвижимость увеличили.

Как и большинство американцев из среднего класса, они часто пользовались кредитными картами, чтобы компенсировать разницу между своими ежемесячными расходами и доходами. Удивляло, как быстро мелкие покупки складывались в выписки по кредитной карте.

Семья МакКинни имела задолженность по кредитной карте в размере $15 000, даже $20 000, каждый месяц выплачивая проценты. В этом отношении они не отличались от других.

Средний размер долга по кредитным картам среди американских домохозяйств, имеющих задолженность, неуклонно возрастал в течение 2000-х гг., от $14 185 в 2002 г. до $16 911 в 2008. Средняя процентная ставка по кредиту составляла почти 19 %, а это означало, что домохозяйства каждый год тратили около $1300, только чтобы вовремя выплатить проценты.

МакКинни знал, что его работа под защитой профсоюза, со льготами в области здравоохранения и пенсией, была редким сокровищем в таком экономическом окружении.

Поэтому он прибывал на склад каждый день, работал сверхурочно, когда от него это требовали, и терпеливо участвовал в гонках по лабиринтам, устроенным LMS.

Другие водители делали то же самое.

Стив Хэммонд часто приезжал на работу в плохом настроении С тех пор как владельцем стала Koch Industries, он видел, как жизнь покидает помещение склада.

Работа здесь и раньше не приводила в восторг — никто не мечтал вырасти и стать водителем погрузчика. Но раньше она была приемлемой. Товарищеские отношения, шутки, чувство принадлежности, присущее членам профсоюза IBU, — все вместе это делало возможным пребывание на складе каждый день. Но теперь все это было уничтожено.

Водители стали роботами, четко сосредоточенными на задаче снижения цены за единицу и достижении рейтинга в 110 баллов в системе LMS, чтобы точно оставаться в зеленой зоне. Люди больше не разговаривали друг с другом.

С момента прихода на работу Хэммонд с нетерпением ждал окончания рабочего дня.

В 2008 г. Хэммонд решил что-то с этим сделать. Он объявил, что будет баллотироваться на выборах, чтобы стать штатным сотрудником Профсоюза работников внутреннего водного транспорта. Он хотел отстаивать интересы коллег и бороться за превращение труда в нечто подобное тому, чем он был раньше.

У Хэммонда были веские основания полагать, что он сможет что-то изменить в качестве переговорщика от IBU.

В 1990-х IBU влился в очень крупный и воинственно настроенный профсоюз под названием Международный союз рабочих портов и складов, или ILWU (International Longshore and Warehouse Union). Все знали ILWU просто как «портовиков», и, возможно, он был самым сильным профсоюзом, оставшимся в Соединенных Штатах. Теперь офис IBU располагался в здании Профсоюза портовиков возле склада Georgia-Pacific. На улице возле здания профсоюза на каменном обелиске была выгравирована символика портовых рабочих: кулак, который сжимает грузовой крюк, похожий на средневековое оружие. А над крюком на камне был выгравирован девиз портовых рабочих: «Обида одного — общая обида».

Хэммонд баллотировался на выборах на место «патрульного» Профсоюза, что означало место заместителя регионального директора профсоюза. К своему удивлению, Хэммонд победил на выборах с незначительным перевесом голосов. Теперь ему предстояло сразиться с Koch Industries и обернуть вспять некоторые изменения, которые были так тяжелы. «Я думаю, что люди просто ненавидели себя за работу там, — рассказал Хэммонд. — Мне хотелось… Я хотел попытаться помочь. Я просто хотел посмотреть, смогу ли я что-нибудь сделать, чтобы люди не чувствовали себя плохо все время, приходя на работу».

Пока Стив Хэммонд в конце 2008 г. готовился к битве с Koch, поле боя вокруг него изменилось. Судороги стали сотрясать экономический ландшафт и рушить структуры, которые стояли там прежде. В том потоке изменилось все.

Это был наихудший из кризисов, ударивший по экономике и Koch Industries со времен Великой депрессии. И все указывало на то, что Чарльз Кох не был к нему готов.

Летом 2008 г. Дэвид Кох активно занимался благотворительностью У него были все основания для оптимизма и щедрости. Дэвид и Чарльз Кохи поделили свои акции в Koch Industries поровну, при этом каждому брату принадлежало чуть более 40 % компании. За предыдущее десятилетие их состояние резко увеличилось. В 2002 г. половина семейного состояния Дэвида составляла примерно $4 млрд. К 2008 г. она выросла до примерно $19 млрд. Масштабы этой суммы было трудно представить.

Если человек зарабатывает $300 в час и работает полный рабочий день без отпуска, ему потребуется 30 449 лет, чтобы заработать $19 млрд. Дэвид Кох же нажил такое богатство за одну короткую жизнь.

И в отличие от своего брата Чарльза, который оставался в родном Уичито и целыми днями работал в Башне Koch, Дэвид Кох был склонен наслаждаться своим богатством. Он переехал в Нью-Йорк и стал звездой малочисленного общества очень богатых и знаменитых. Он посещал оперу и открытия в галереях. Поддерживал балет и жил в одной из самых дорогих квартир города. Когда он продавал одну квартиру и покупал другую, это становилось сенсацией. В городе почти неисчислимых богатств Дэвид Кох, вероятно, был самым богатым жителем. И он был настроен делиться дарами судьбы.

В октябре 2007 г. Дэвид Кох передал $100 млн Массачусетскому технологическому институту, его alma mater и alma mater его братьев и отца. На эти средства был основан Центр исследований рака, задача, значимая лично для Дэвида Коха после его успешной борьбы с раком простаты. Дэвид Кох выделил $20 млн Американскому музею естественной истории на новое крыло для демонстрации останков динозавров. Он передал $20 млн медицинской школе имени Джона Хопкинса в Балтиморе, которая также занималась изучением рака.

Затем, в июле, Дэвид Кох сделал пожертвование, которое привлекло внимание всей страны. Он выделил $100 млн Государственному театру Нью-Йорка, грандиозному зданию на Манхэттене, которое являлось социальным центром светского общества города. В театре проходили важнейшие события из элитного календаря светских мероприятий. В те вечера Дэвид Кох и его жена Джулия присоединялись к другим знаменитым парам, одетым в смокинги и вечерние платья, шутили и беседовали о том о сем в лобби, а затем садились и наслаждались ньюйоркским балетом или нью-йоркской оперой в Линкольнцентре. Теперь театр Нью-Йорка стал называться Театром Дэвида Коха.