— Я верну всё это! — вспыхнул он. — Я верну всё это, и, клянусь Амоном и Мардуком, я уничтожу её! — Тот стоял перед ними, больной от ярости; он и не предполагал, что такая ярость может существовать. — Все эти годы я любил её. Теперь я её ненавижу. Я её ненавижу, о боги, как я её ненавижу, как я её ненавижу...

Он бросился на стул и обхватил голову обеими руками.

Терпеливый народ Египта оказался в чудовищном с теологической точки зрения положении — на троне Гора оказалась женщина. Выражаясь понятнее — Гор женского рода.

О таком словосочетании никто никогда не слышал и не представлял возможным когда-либо услышать; это было совершенно невероятным явлением. Однако никому не приходило в голову протестовать. Из-за странных событий, происходивших во дворце в течение уже четырнадцати лет, каждое из которых всё дальше и дальше отодвигало реальное царствование от освящённой традиции «Гор наследует Осирису», они оказались почти невосприимчивы к ударам. Последний оказался самым сильным, все были потрясены, но что можно было предпринять против мощи храма и дворца? Египтяне просто моргали и пытались понять.

В течение нескольких недель Золотой дом принимал меры, чтобы направить мысли в нужное русло. Пока молодой царь благополучно пребывал в далёкой Нубии, царский глашатай почти ежедневно выходил из ворот дворца, за ним следовал хвост писцов, которые рассеивались по всему городу и зычными голосами читали длинные свитки.

Народу напоминали, что Ма-ке-Ра Хатшепсут была зачата самим Амоном. Богини вскормили её грудью и, по воле её божественного отца, ещё в колыбели провозгласили фараоном. При этом впервые стало известно, что её земной отец Тутмос, священной памяти Сильный Бык, намеревался сделать её своей наследницей. Он хотел, чтобы дочь после него воссела на троне Ра, и много раз говорил ей об этом. Последовавшее бедствие — провозглашение наследником Немощного — явилось результатом недоразумения, ошибки и вмешательства демонов (на это намекалось с особой настойчивостью), чьи чёрные руки с тех самых пор творили опустошения в Египте.

Но в конце концов по велению могущественного Амона ошибка была исправлена. Новая коронация, уже начавшаяся на юге и с потрясающей скоростью продвигавшаяся вниз по реке, свершалась по воле богов и Великого Тутмоса. Корона возлагалась на главу Хатшепсут, где ей и следовало быть. Впредь Хатшепсут будет управлять Египтом — не как регент, не как царица, а как царь Ма-ке-Ра, да живёт Его Величество вечно!

Люди внимательно выслушивали всё это, тщательно обдумывали и медленно прозревали. Это не лезло ни в какие ворота — чтобы Гор был женщиной. Но они уже знали, что никогда не было женщины, подобной Хатшепсут. Несомненно, она была рождена, чтобы стать Гором, именно так, как говорили глашатаи.

Когда коронация достигла вершины, прозвучал новый довод, который должен был завершить убеждение. В тот момент, когда Хатшепсут взойдёт на трон Ра, её отец — старый царь, любимый Тутмос — вновь взойдёт на трон Осириса. Большим облегчением для народа явилось известие о том, что отношения Египта с богами больше не должны зависеть от хилой руки Немощного. Люди начали говорить друг другу, что теперь всё встало на свои места и наступил порядок. Коронация доказала это.

К тому времени, когда молодой царь возвратился из Нубии, умы людей уже отшатнулись от него. Разве он не был любезно приглашён назад ко двору, разве ему не оставили звание царевича, жён-царевен и богатство, подобающее царевичу? У него не было никаких обязанностей, он мог всё время охотиться или путешествовать вверх и вниз по Нилу в собственной роскошной барке. Чего большего мог хотеть любой шестнадцатилетний юнец?

* * *

С момента, когда корона крепко легла на голову царя Ма-ке-Ра, в Египте начали происходить события. Его Величество наконец получила в руки вожжи; её первым побуждением было хлестнуть ими по спине Египта и пуститься в галоп, чтобы дать выход накопившейся за шестнадцать лет энергии. Всё это время, даже дольше, в Обеих Землях не проводилось никаких общественных работ. Теперь же резко началась новая эра. Люди ещё продолжали кивать, моргать и запинаться, говоря о женщине «Его Величество», когда обнаружили, что их решительно включили в разностороннюю деятельность. Плотников и каменщиков на всём протяжении Нила отрывали от работы и толпами посылали на сборные пункты, где они должны были получать новые, более важные задания; каменотёсы взялись за зубила, мастерские ремесленников загудели, толпившиеся на пристанях сказители и бездельники внезапно оказались на пути к давно заброшенным золотым рудникам в восточной пустыне, где им предстояло вести напряжённую и полезную жизнь.

На фиванских верфях были заложены пять новых огромных судов. Никто не знал их предназначения, но уже через несколько дней над каждым килем были установлены гигантские ребра.

— Военные корабли? — осмелился спросить своего престарелого отца молодой парусный мастер, пяливший глаза на ближайший из остовов.

— Нет, парень, — возразил тот. — У военных кораблей носы острые как кинжалы и ничуть не похожи на стебли лилии. — Старик неожиданно издал кудахчущий смешок и добавил, покосившись на огромные голые шпангоуты: — И рангоут здесь совсем другой. На менш — военной галере — не бывает нижней реи.

— Знаешь, старик, я пока что не вижу на этом судне ни одной реи, — откликнулся сын. — Не вижу ни самой мачты, ни даже какого-нибудь шкота. Ведь не Амон же собственной персоной рассказал тебе...

— Нет, конечно. Я могу всё объяснить тебе. Это грузовое судно, и все остальные тоже. Я узнаю менш в любом виде, пусть это будет один голый киль. — Старик помолчал, водя языком по беззубым дёснам и причмокивая. — Прошло много разливов Нила с тех пор, как я видел менш в последний раз. И могу поспорить, что немало разливов пройдёт прежде, чем увижу ещё один. Ведь теперь Гор Обеих Земель — женщина.

— Да возрадуется Ка Её Величества... Его Величества, — быстро поправился молодой человек.

В тот год был собран богатый урожай; тем временем ребра судов неторопливо и тщательно обшивались крепкими досками. Вскоре вода в реке начала спадать, весенние ветры гуляли по ощетинившимся стерней полям, солнце нещадно палило, песок лип к потным спинам, забивал глаза каменщиков, работавших повсюду в Обеих Землях. В номе[128]Кусэ, на утёсах Пакт, во многих других местах близ жалких руин храмов, сохранившихся со времён гиксосов, постепенно росли горы сырцового кирпича.

Толпы удивлённых обывателей текли из соседних городов, чтобы глазеть и расспрашивать; женщины смело преодолевали секущие песком ветры и несли своих детей, дабы те видели происходившее. Дети смотрели большими разочарованными глазами: ведь сколько они себя помнили, храмы принадлежали им. Они играли во взрослых в разрушенных святилищах, гонялись друг за другом по заросшим травой залам, поднимались на сломанные колонны или лежали на вершинах разрушавшихся пилонов, пугали ящериц и рассматривали паривших в ясном небе коршунов.