Он издал ленивый сонный смешок:

— Моя дорогая, я отнюдь не патриот и далеко не герой. Я лиценциат, законник при дворе короля. А это означает, что я защищаю интересы торговцев самого высокого ранга, кем бы они ни были. По мне, хоть чужеземные захватчики, хоть мои земляки-негодяи — лишь бы только хорошо платили. В свое время я защищал неправых и виновных, когда ставки были достаточно высоки, и точно так же я выступал за вознаграждение от имени правых и невиновных. Теперь, во время войны, когда на кону стоит сама жизнь, я приму сторону того, у кого больше шансов на победу, а уж прав он или виноват, мне совершенно неважно. В отличие от Одоакра и Туфы мне нет нужды волноваться и беспокоиться по поводу того, какое имя и цвет кожи будут у следующего правителя Рима. Люди вроде меня всегда и везде выживут.

— Рада это слышать, — сказал я, пытаясь скрыть иронию. После этого я вздохнул и снова надул губки. — Но из-за всех этих треволнений dux Туфа может и не найти времени для такого ничтожества, как я.

Диорио снова усмехнулся:

— Насколько я знаю Туфу…

— Ага, значит, ты все-таки неплохо его знаешь, сам сказал! Ну же, порекомендуешь меня ему? Обещай! Поклянись!

— Клянусь, клянусь! Вне всяких сомнений, все мои друзья сделают то же самое. А теперь, пожалуйста, позволь мне немного поспать, я должен отдохнуть.

Вернувшись в свой hospitium, я обнаружил, что Хрут снова дожидается меня, держа в руках связку деревянных табличек. Заметив, что он взволнован, я заговорил первым:

— Позволь мне догадаться. Римляне впервые подали сигнал с юга. Так?

Он изумленно моргнул:

— Но откуда ты узнала об этом, госпожа Веледа?

— На этот раз новость опередила тебя. Но дай мне взглянуть на таблички: хочу удостовериться, точно ли все, что я слышала, правда.

— Этой ночью работало сразу несколько сигнальщиков, — сказал Хрут, раскладывая таблички по порядку. — И только первое послание пришло с юга. После этого факелы из Равенны передали необычно длинное сообщение. А затем, насколько я смог понять, то же самое сообщение было передано другими сигнальщиками на северо-запад.

— Да, они передают известие всё дальше и дальше, — заметил я и начал расшифровывать значки. Они подтверждали рассказ Диорио. Похоже, Туфа и впрямь скоро вернется в Бононию. Послание из Равенны относилось к находившимся на севере римским войскам, которые, подобно армии Теодориха, были расквартированы там на зиму. Им приказано было держаться, так как генерал Туфа скоро прибудет туда с подкреплением.

— Ну, ничего, надеюсь, что смогу ему помешать, — сказал я себе, а затем обратился к Хруту: — Больше не требуется, чтобы ты сидел в засаде на болотах. С этого времени я хочу, чтобы ты находился рядом со мной. Ты будешь слоняться поблизости от hospitium. Как только ты увидишь, что я куда-то отправилась в сопровождении слуг или стражников, сразу иди в конюшню, которую я тебе показывала. Приведешь оттуда коня Торна, оседланного и с притороченными вьюками, — и своего коня тоже приготовь — и жди меня снаружи, вон там. Мы с маршалом Торном уже совсем скоро исполним свою миссию.

* * *

И вот наконец я дождался от Туфы приглашения. Но это была отнюдь не вежливая просьба о моей благосклонности; это был категорический вызов. Двое из его стражников-ругиев пришли за мной, одетые в доспехи и вооруженные до зубов. Тот, кто был выше ростом, грубо сказал:

— Dux Туфа хочет насладиться твоим обществом, госпожа Веледа. И немедленно.

Мне дали время только на то, чтобы я быстренько переоделся. Я облачился в свое самое лучшее платье, тщательно напудрился, накрасился и надушился, надел ожерелье и фибулу, захватил с собой маленький сундучок с благовониями и притираниями, и мы отправились в путь. Всю дорогу стражники не спускали с меня глаз. Оказавшись во дворце, мы долго шли по коридорам: тяжелые двери ненадолго открывались перед нами, а затем почти сразу закрывались. Наконец стражники привели меня в темную комнатку без окон в глубине дворца, там имелась только огромная кровать. Рядом стояла женщина из племени ругиев: примерно моих лет, хорошо одетая, с очень некрасивым лицом, настоящая великанша — она была почти такой же громадной, как и кровать. Стражники втолкнули меня внутрь, отсалютовали незнакомке, а затем встали снаружи возле двери. Женщина тщательно заперла ее, а когда мы остались наедине, рявкнула:

— Давай сюда этот ящик!

Я мягко запротестовал:

— Там ничего нет, только разные невинные женские штучки… чтобы стать еще привлекательней.

— Slaváith! Ты и так уже достаточно красива, иначе бы тебя сюда не позвали! Я должна отобрать у тебя все, что может нанести clarissimus Туфе хоть малейший вред. Дай это сюда!

Великанша принялась рыться в сундучке и наконец издала торжествующий звук, который означал, что ее поиски увенчались успехом.

— Только невинные женские штучки, говоришь? Vái, это же точильный камень! Зачем он тебе?

— Для ногтей, разумеется, для чего же еще?

— Даже маленький камень может служить оружием. А ну-ка, покажи мне твои ногти. — Когда я показал их, женщина разочарованно засопела, обнаружив, что они такие же короткие и притуплённые, как и мужские. — Отлично. Сундучок пока останется у стражников, заберешь на обратном пути. И украшения тоже. Ожерельем можно задушить, а фибулой нанести колотую рану. Сними их.

Я так и сделал. Я вообще протестовал только для виду, а сундучок и украшения захватил с собой лишь для того, чтобы защитники Туфы могли хоть что-то у меня отобрать. Мне хотелось создать у них впечатление ложной безопасности, уверить их в том, что они меня разоружили.

— А теперь, — сказала великанша, — сними свою одежду.

Я, разумеется, ждал этого, но снова принялся протестовать:

— Я делаю это, только когда мне приказывает мужчина.

— Вот и прекрасно. Выполняй приказ dux Туфы.

— А кто ты такая, женщина, чтобы говорить от его имени?

— Я его жена. Раздевайся!

Я поднял брови и пробормотал:

— Весьма необычное занятие для жены.

Однако я исполнил ее приказание. Я начал сверху, и как только снимал какой-нибудь предмет одежды, супруга Туфы тут же принималась внимательно его рассматривать и очень бдительно изучать. Когда я разделся до пояса, она скривила свои толстые губы и презрительно проворчала:

— Ты слишком плоскогруда, на вкус настоящего мужчины. Ничего удивительного, что тебе приходится прибегать к уловкам и поднимать грудь под одеждой. Ладно, можешь снова надеть нагрудник. А теперь раздевайся ниже пояса.

Сняв все до последнего предмета, я снова запротестовал:

— Я даже для мужчин не снимаю свой пояс целомудрия. Великанша грубо усмехнулась:

— О каком целомудрии ты говоришь? Ты самая обычная шлюха! И нечего разыгрывать из себя римлянку, ибо ты такая же римлянка, как и я. Ты что, думаешь, мне доставляет особое удовольствие осматривать одежды проститутки и обследовать эти мерзкие отверстия в твоем теле? Давай сюда пояс и наклонись!