– Сдается мне, почти ничего, – ответил Джонсон.

Чуточку уступая Харкнессу шириной плеч, капрал на несколько сантиметров превосходил его ростом и выглядел в своем черно-красном мундире весьма впечатляюще. Сунув руку за пазуху, он вытащил электронный планшет, нажал кнопку и, прищурясь на экран, сообщил:

– На тринадцать тридцать назначены очередные съемки, а потом, э-э… в семнадцать гражданин коммандер Джуэл хочет еще разок потолковать с тобой о монтийских коммуникационных системах. Вот и все, в остальное время ты свободен. – Он спрятал планшет в карман и хмыкнул. – Похоже, Харкнесс, ты здорово приглянулся начальству.

– А почему бы и нет? – отозвался Харкнесс с ленивой усмешкой.

Оба соглядатая рассмеялись. Все понимали, что добыча вроде Харкнесса попадала в руки службы Комитета по открытой информации нечасто. Опыт ракетного техника и знакомство с сверхсветовыми передатчиками, которыми оснащались монтийские разведывательные платформы, сделали его носителем ценной информации, а иные аспекты его возможного использования, в том числе и пропагандистские, находились за пределами понимания Джонсона и Кэндлмена. Но у них были свои причины радоваться тому, что Харкнесс решил переметнуться на их сторону, причем с высшими государственными интересами Народной Республики эти причины ничего общего не имели.

– Значит, тебе повезло уже и с «Переходом Фарли»? – спросил Кэндлмен, и улыбка Харкнесса из ленивой сделалась раздраженной.

– Эх ты, Фома неверующий, – пробормотал он. – Говорил же я, что могу улучшить твои шансы, разве нет? Глянь.

Вытащив из нагрудного кармана рубашки чип с данными, Горацио бросил его рядовому, который, поймав чип на лету, уставился на него так, будто и впрямь рассчитывал рассмотреть что-то невооруженным глазом. Харкнесс полагал, что с этого придурка станется.

– Как он работает? – спросил стоявший привалившись к стене Джонсон.

Харкнесс пожал плечами.

– Это сложная штуковина, со многими переменными, так что вникать в подробности вам не стоит. Чем усложнять дело, я настрою ее так, чтобы вы могли не просто предвидеть результат, а добиваться его в ходе игры.

– Это как? – спросил Кэндлмен, и Харкнесс скрыл раздражение за дружеской улыбкой.

Оба его сторожевых пса закончили школу, а Джонсон, судя по послужному списку, даже проучился два года в колледже. К сожалению (или к счастью, это как посмотреть), оба они были из долистов, а стало быть, получали образование за счет государства и в соответствии с его стандартами. Теоретически эта система позволяла получить вполне приличные познания, но лишь при наличии у обучающегося серьезной мотивации. Однако длившаяся не одно десятилетие борьба за «демократизацию» образования привела к снижению стандартов, понижению уровня преподавания и, как следствие, падению интереса к учебе. Молодые люди, испытывающие изначальную тягу к знанию, встречаются не так уж часто, и если педагоги не способны объяснить студентам, зачем, собственно говоря, требуется образование, рвения в учебе ждать не приходится. Ну а понимание того, что многим жизненным неудачам они обязаны нехватке необходимых знаний, приходит к людям, как правило, слишком поздно – и отнюдь не в пору юности. Чтобы побудить человека, еще не осознавшего важность учения, грызть гранит наук, требуется целая система общественной поддержки, напрочь отсутствовавшая до войны. Молодые долисты обеспечивались стипендией в размере базового жизненного пособия независимо от успехов в учебе и понятия не имели, где смогут применить знания, которые все-таки получат.

Впрочем, не исключено, что дело обстояло еще хуже: Законодатели сознательно лишали долистов мотивации к учебе, ибо образование побуждает к социальной активности. Разумеется, понижение уровня образованности общества вело к экономическому упадку, но пока долисты получали свою «долю», они отнюдь не рвались обрести право участвовать в принятии политических решений. В конце концов, именно к этому и сводилась суть общественного договора, приведшего к созданию Народной Республики. Граждане уступали Законодателям власть и ответственность в обмен на «заботу», то есть обеспечение жизненных потребностей вне зависимости от личного вклада. Пока эти потребности обеспечивались, народ не интересовался особенностями работы государственного механизма, в том числе и сбоями.

Сформированная Законодателями образовательная система была убийственной для породившего ее социума – для Харкнесса же она имела значение постольку, поскольку Джонсон и Кэндлмен являлись ее типичными продуктами. Иными словами, их отличало совершенно фантастическое, с точки зрения даже далеко не самого образованного мантикорца, невежество. В области математики и тот, и другой не продвинулись дальше четырех действий арифметики, а Кэндлмен и читать-то умел с грехом пополам. Разумеется, живя в развитом технологическом мире, они обладали необходимыми навыками обращения со многими техническими устройствами, однако навыками поверхностными, ограничивающимися знанием последовательности нажатия кнопок или набора клавиатурных комбинаций. Как именно работает тот или иной прибор, они представляли себе не лучше, чем житель древней доиндустриальной Земли.

Флот, насыщенный самой современной техникой, требовал знающих специалистов, которых катастрофически не хватало. По этой причине в Народном Флоте в отличие от Королевского большая часть работы по поддержанию техники в рабочем состоянии поручалась офицерам или опытным старшинам. Расширение призыва усугубляло проблему, но, так или иначе, у флота не было иной возможности обеспечить себя компетентными специалистами, кроме как вырастить их самому. Учитывая убогую базовую подготовку новобранцев, это требовало времени: сначала из них приходилось делать операторов и лишь потом постепенно, шаг за шагом готовить техников. Процесс занимал годы, а стало быть, имело смысл обучать лишь кадровый костяк флота с расчетом на долгосрочную перспективу.

Народный корпус морской пехоты сталкивался, пусть в меньших масштабах, со схожими проблемами. Современная боевая броня и вооружение не могли быть использованы с максимальным эффектом людьми технически безграмотными, а те времена, когда можно было подавить врага численностью, бросив в бой необученную толпу новобранцев, безвозвратно миновали с изобретением импульсного ружья. Однако состав морской пехоты был более или менее постоянным, новобранцы не составляли в нем заметного процента, да и техническое оснащение уступало по сложности флотскому. Это давало возможность приблизить уровень тактической подготовки бойцов к мантикорскому, однако ремонт и обслуживание боевой техники оставались хронической проблемой и для них.

С началом войны ситуацию резко осложнили и понесенные Народным Флотом в боях тяжкие потери, и массовые чистки в офицерской среде. Комитет общественного спасения призвал резервистов, давно отслуживших свой срок, но это принесло лишь временное облегчение. Стало очевидным, что реформа системы обучения и широкомасштабная подготовка квалифицированного персонала является непременным условием успеха. Корделия Рэнсом при всех своих недостатках восприняла эту идею и сумела донести ее до сознания широких общественных слоев. Парадоксально, но необходимость вести войну ради сохранения паразитического образа жизни породила ситуацию, в которой паразитическая прослойка выражала готовность и даже стремление отказаться от привычного безделья и согласиться с реформами, в том числе и образовательными, направленными на укрепление вооруженных сил. Жаль что мысль о проведении подобных реформ не пришла ни в одну облеченную властью голову в ту пору, когда ее воплощение в жизнь вполне могло предотвратить войну.