– Так, значит, лорды Круга все это время могли Убивать всех, кого захотят? – спросила Эсса и была вдвойне поражена, когда Пурити объяснила ей, как много веков Круг Неоглашенных хранил тайну избавления через Истинную Смерть. – Значит, ваша подруга Убивала нас просто ради того, чтобы попрактиковаться?

Последние слова прозвучали тише, но голос Эссы зазвенел от того, что, как надеялась Пурити, было первыми признаками вскипающей ярости… или хотя бы понимания сути окружающего мира. Клу была уверена: теперь эта девушка точно распространит среди людей правду.

– Стало быть, после того как вы разбили те окна, лорды больше не смогут Убивать…

– Песня жила в витражах. Наши голосовые связки были способны ее только одолжить на время. После того как Красок Зари не стало, она превратилась в обычное смешение звуков. Так что да, Эсса, Круг лишился дававшей ему власть силы.

Строго говоря, Пурити обманывала служанку, поскольку сама не знала, что будет дальше, – да и кто знает, как на самом деле работало Оружие, не говоря уже о принципах, связывавших его с витражами, – но искренне верила в свои слова. Теперь, когда у нее появилось время подумать о Красках Зари и об Оружии-песне, она пришла к нескольким умозаключениям. Пурити была уверена, что история подтвердит ее правоту: Краски Зари достались в наследство от эпохи эсров, являвшихся одним из народов Первых людей. Фрагментарная историческая память, сохранившаяся о тех временах, тесно связывала эсров со светом и музыкой – не будет ли высосанным из пальца предположение, что они запечатали в Красках Зари свой дар именно для тех, кто пришел им на смену? Словно жук, застывший в янтаре, талант эсров сохранялся на протяжении бесчисленных лет, и известно о нем было только Кругу Невоспетых и князю.

Эсса покачала головой. Возможно, она не получила того образования, какое предоставило Пурити ее богатство, но все же служанка была далеко не глупа и обладала своим запасом знаний.

– Прошу прощения, молодая леди, но что это меняет, если знать все равно владеет всем? Мы ведь не потому всю свою жизнь усердно трудимся, что пытаемся не стать жертвами Убийства. Нам нужны сребреники, чтобы кормить и одевать семьи. И если, госпожа, сегодня для нас хоть что-то изменилось по сравнению с прошлым днем, то я этого не замечаю.

Пурити важно выпрямила спину, собираясь прочитать лекцию об основах властных структур и о том, как дестабилизация на вершине пищевой пирамиды, даже если кажется незначительной, вызывает усиливающиеся в геометрической прогрессии возмущения в каждом слое ниже.

– Видишь ли, иерархия, основанная на угрозе взаимного уничтожения, начнет загнивать и…

В этот момент на пол с грохотом, от которого обе девушки вздрогнули, рухнул кусок стены. Эсса собиралась закричать, но Пурити сильно ущипнула ее за ногу, и горничная прикусила губу, издав лишь возмущенный писк. На месте выпавшего блока зияла шестиугольная дыра, в которой возникло чумазое лицо Кайена Розы.

– Идем, – сказал он и кивнул, приложившись головой о камень сверху. – Ой! Мои плечи сюда не пролезут, но ты должна суметь протиснуться. Поспеши, пока кто-нибудь не решил проверить, с чего это стены вдруг вздумали разрушаться.

Альмондина встретила сестру без какого бы то ни было проявления эмоций. Но Лалловё не отплатила ей той же монетой.

Напротив, маркиза зашлась в разъяренном хриплом визге. Вой, от которого готовы были полопаться стекла, длился более минуты. Этажом ниже Тэм прижал ладони к ушам; Купер последовал бы его примеру, если бы не был в этот момент слишком занят попытками спрятаться под кухонным столом. Лежа в ванне и программируя сиявшую в раковине матрицу, Лалловё наслаждалась единственными двумя своими радостями в этом грязном городе, и вдруг оказалось, что достаточно открыться двери, чтобы лишить ее покоя. Расстроить все планы. Надежды.

Она кричала в ярости, отрицании, ненависти, одиночестве, неповиновении и, как ни странно, искреннем облегчении от того, что сестра вернулась. Она проклинала мать, явно подстроившую и заранее спланировавшую это предательство в последнюю минуту. Проклинала Альмондину, посмевшую уйти и посмевшую возвратиться. Проклинала – в первую очередь – себя за то, что не смогла предвидеть такой исход, и за то, что оказалась так слаба, что была рада увидеть сестру. Позднее Лалловё выместит злобу за эту чисто человеческую слабость на отце, но пока она просто тянулась бирюзовыми когтями к Альмондине и орала.

А сестра спокойно стояла, и на лице ее не было никаких эмоций. Она была облачена в серо-черную, украшенную зубчатым узором куртку и бледно-голубую подростковую юбку. Больше не вырезанная из дерева, с розовым и гладким личиком, Альмондина разглядывала сестру так, словно пыталась вспомнить, как ту зовут. Завитки волос лежали на ее шее, цветом и блеском не отличаясь от вишневой древесины, но глаза были пусты. Впрочем, возможно, они всегда такими и были.

Лалловё протянула руку к бортику своей широкой ванны и схватила перепрограммированный вивизистор. Он казался совсем неприметным в своем корпусе от карманных часов, но на его создание ушли месяцы активной разработки, годы расчетов, планирования, а также часы бесполезной болтовни, необходимой для заключения брака. Лалловё затрясла живой безделушкой перед носом сестры, пытаясь подобрать нужные слова.

– Зачем? Зачем я выполняла всю эту работу за тебя? Чтобы ты потом просто так взяла и проснулась как ни в чем не бывало? Ты хоть представляешь, через что мне пришлось пройти?! – Она стояла, и вода с пеной скатывалась с ее обнаженных грудей.

– Сестра, я тоже рада снова тебя видеть. – Альмондина провела пальцем по полированной глади дверного косяка. – Да. Счастье. Воссоединения.

– Это мать вернула тебя. Наверняка она. Что я такого сделала, чтобы заслужить это? – Лалловё закуталась в махровый халат и тряхнула волосами, мгновенно высушивая их.

– Можешь спросить у нее, когда она прибудет. – Альмондина поправила прическу одной рукой. – Хотя будь я эльфом-спорщиком, то поставила бы все деньги на то, что она сделала это просто по своей злой воле.

– Мать собирается сюда?! – вновь завизжала Лалловё. А затем добавила уже спокойнее: – Хотя, конечно, кто бы сомневался!

– Как я понимаю, ты занимаешься исследованием вивизисторов, осуществляющих трансформацию нашей матери? Чего она добивается? – Голубые глаза Альмондины, казалось, вообще не моргают.

– Тебе об этом откуда знать? Ты же была деревяшкой.

Лалловё вначале собиралась пройти мимо сестры, но затем передумала и воспользовалась другой дверью, ведущей в гардеробную.

– Даже бревнам снятся сны. У тебя должны быть хоть какие-нибудь идеи о том, какие цели она преследует.

– Что ж, может быть, они у меня и есть, Альмси. А ты несколько лет была мертва, такой тебе и следовало оставаться.

Маркиза так, чтобы не видела ее сестра, открыла свою пудреницу и протянула руку к шкатулке красного металла, но отдернула, даже не коснувшись коробочки. Пока рано. Вместо этого она скинула халат и набросила на плечи уютное шерстяное болеро шоколадного цвета.