На северо-западе в вечной борьбе и равновесии (во всяком случае, так казалось) жили дома в фальшивых деревьях. Еще севернее, как обычно, прозябали в лени Божьи Кузни – и это, пожалуй, было только к счастью. А совсем далеко на севере под вихрем черных туч пылали башни. Даже в предрассветном зареве Эшер мог видеть, что мрачный смерч вытянулся пальцем, указующим на юг, в сторону Купола. Личи и их черные цепные псы двинулись войной.

Невзирая на дым благовоний, окутавший Апостабище, Эшер обонял жизнь в своем городе – полипы, наросшие на его грудной клетке, пульсировали в такт с сердцебиением Неоглашенграда, все быстрее сходящего с ума, но куда более живого с тех пор, как Эшер спел Леди последнюю колыбельную. Ему пришлось вновь заставить расслабиться те органы, которыми он столько лет не пользовался, чтобы лучи света не пронзили его плоть и не вернули ему прежний облик. Сесстри изобьет его до полусмерти, когда увидит правду.

Он улыбнулся, ощутив боль, пронзавшую его сердце всякий раз, когда он вспоминал о Сесстри, но не мог прикоснуться к ней, ощутить ее изящное крепкое тело, источающее ароматы пергамента и кожи.

Купол призывно и настойчиво пульсировал. Купол… всегда этот Купол. Эшер старался без необходимости даже не смотреть в его сторону, но сейчас у него просто не было выбора. Сферическая гора, куда более огромная, нежели любая другая архитектурная или природная достопримечательность во всем этом громадном некрополе, Купол пылал исходящим из его глубин зеленым и золотым светом – поддельное солнце, озарявшее скрытый под сводом зеленый лес, буйные заросли, надежно укрывавшие от посторонних глаз дома. Толстое закаленное стекло Купола удерживала на месте металлическая паутина.

Если недавняя сейсмическая активность родилась именно там, где предполагал Эшер, то этот кажущийся таким неизменным монумент вскоре будет выглядеть совсем иначе: к тому моменту как солнце взойдет над горизонтом, Купол раскроется, подобно бутону о пяти лепестках. Серый человек чувствовал, как цепи движутся под городом, туго наматываясь на древние лебедки и стягиваясь от Неподобия, Липового шоссе, Чепрачки и Божьих Кузен, а также со стороны заброшенных территорий на севере, где среди объятых пожарами башен укрывался «Отток» и которые, чего не помнил уже ни один из живущих, когда-то назывались Краденым Стерлингом.

Тянуть больше было нельзя. «Пора прыгать. Время разогнать тьму».

Подавив дурное предчувствие, Эшер широко раскинул руки и прыгнул с края кратера; ароматный дым тысяч фальшивых молитв струился мимо него, пока он камнем падал в цилиндрическую шахту. Его целью была точка далеко внизу – металлическая площадка в центре двора Апостабища. К этим дням ее поверхность была совершенно гладкой, отполированной ногами, но в былые времена ее украшал фамильный герб его отца.

Приближаясь к земле, Эшер шептал ветру о своих надеждах – он знал, что цепи пришли в движение, знал их назначение и очень надеялся, что они работают как полагается. Если же нет – скоро его труп окрасит камни двора белой кровью.

Ему успело показаться, что в самом скором времени его действительно ожидает участь превратиться в кляксу, когда весь двор вдруг содрогнулся и над металлической площадкой поднялось облако каменной пыли; за долю секунды до того, как Эшер врезался бы в нее, железная глыба рухнула вниз. Набирая скорость, она уходила все глубже, словно кухонный лифт, которому обрезали противовес, и Эшер, догнав ее, легко, как перышко, приземлился, коснувшись поверхности ногами и одной серой рукой. Он улыбался, но в улыбке этой не было тепла.

Вторая половина спуска прошла столь же стремительно, как и первая, – вертикальную шахту над двором Апостабища, посреди которого теперь зияла дыра, зеркально повторяла такая же, уходящая вглубь; металлический гербовый диск равномерно спускался, увлекаемый вниз одной из гигантских цепей, крепившихся к его дну. В непередаваемой тоске Эшер спускался на этом древнем лифте в самые глубины города, решившись наконец вернуться домой.

Купер пришел в волнение, услышав вопли Лалловё, но, если судить по ставшему пепельным лицу Тэма, слуга вовсе не разделял этого энтузиазма; похожий на лисицу молодой человек так старательно сейчас приводил свой камзол в порядок, словно опрятный внешний вид мог его хоть как-то защитить. «Это уж вряд ли, бедняга».

Тэм выгнал Купера в длинный коридор с высоким сводчатым потолком, нависавшим над ковровой дорожкой цвета шоколадного бисквита, уходившей за пределы видимости в обоих направлениях. Побеленные стены украшали бесчисленные гобелены. На небольшом комоде рядом стояли точно такие же белые цветы, как и те, под которыми расположилась Лалловё перед недавней ампутацией, но эти были срезаны, и их стебли и лепестки больше не дышали.

– Ой, да ладно тебе! – Купер слегка пихнул Тэма локтем. – Забыл, что ли, как улыбаться?

Тот покосился в ответ:

– Как улыбаться, я помню, – чего не помню, так это зачем. В эти дни…

Слуга умолк, он выглядел так, словно его голова была готова лопнуть от переполнявших ее забот, словно он подумывал выбить себе мозги о косяк двери.

Купер настороженно посмотрел на спутника. Имязнак Тэма напоминал сейчас подгнивший фрукт – удивительный струнный инструмент из золотого стал коричневым, а нотный лист над ним вообще исчез. Затем, как если бы облако, закрывшее солнце, унеслось на крыльях ветра и позволило лучам вновь пролиться на мир, имязнак полностью восстановился. Тэм потряс головой, прочищая мысли.

– Прошу прощения. Что это сейчас было?

Купер бросил на него ехидный взгляд:

– Э, Тэм, не уверен, что мне стоит тебе объяснять. Мы же в некотором смысле враги, если ты еще не забыл.

Тэм покачал головой и запустил пятерню в волосы, ниспадавшие на одну сторону, словно лошадиная челка.

– Единственная ночь, проведенная под холмом фей… – произнес он, обращаясь к потолку и отмечая про себя паутину на лепнине. «Надо будет сходить за стремянкой». – Я знаю, кто я такой. – Он расправил плечи, будто принял какое-то решение. – Давай выведем тебя отсюда, пока это еще возможно.

Купер собирался извиниться перед Тэмом за то, что назвал его врагом, но тут весь особняк сотрясла дрожь, пол и стены разъяренно загудели, и новоиспеченный шаман вдруг почувствовал, что под землей что-то движется, и не просто движется, а мчится со скоростью поезда в метро.

– Что это было, еще одна сестра? – спросил Купер, хотя в сознании его уже вспыхнул образ паутины, сплетенной из толстых, как дом, металлических цепей. Затем он увидел черного пластикового дракона с лицом феи. Застывший в ожидании Купол в центре паутины.

– Сиськи Титании, мне-то откуда знать? – проворчал Тэм, торопливо подталкивая Купера к тяжелой двери в конце служебного коридора.

Створка открылась на небольшую площадку, выходившую на один из многочисленных каналов Неподобия, где их поджидал сюрприз: в проходе стоял малютка Никсон. Руки в боки, на лице нетерпеливое выражение.

– Милостыню не подаем, – грубоватым тоном произнес Тэм. – У Велотрассы есть пекарня, где порой кормят беспризорников, если те, конечно, готовы замесить тесто, чтобы отработать свой обед.