- Зачем был нужен тайник вашему отцу?

- Думаю, он помогал ему в деловых махинациях. Отцу часто приходилось принимать у себя и торговых партнеров, и конкурентов, и официальных чиновников. Дом славился отменной кухней и превосходными винами. Накормив и напоив гостей всласть, господин Бразович препровождал их в эту комнату и оставлял одних, а сам прокрадывался в тайник и подслушивал их разговоры. Этим простым и надежным путем он всегда узнавал, за какую минимальную цену условились уступить свой товар владельцы и каков потолок в предложениях конкурентов, какие акции замышляют правительственные интенданты и строители крепостных укреплений. У пьяного человека, как известно, что на уме, то и на языке, да и откуда гостям было знать, что все их секреты подслушиваются! А господин Бразович собирал таким образом немаловажные сведения и использовал их к своей выгоде. Однажды он сам за столом перепил лишнего и послал меня подслушивать; тогда-то я и узнала про тайный ход. Ключ от тайника и поныне хранится у меня - вот он! Если бы я захотела, то могла бы спасти все ценности после того, как на имущество Бразовича был наложен арест, а все комнаты его опечатали. Но я слишком горда, чтобы унижаться до кражи!

- Значит, из тайника можно проникнуть в комнату?

- Мозаичная картина посажена на дверные петли и со стороны тайника открывается, как дверь.

- Стало быть, вы можете попасть в спальню Тимеи, когда вам вздумается? - воскликнул Михай, не в силах побороть ужас.

Атали высокомерно улыбнулась.

- Мне нет нужды проникать к ней тайным путем. Тимея всегда спит при открытых дверях, и вы отлично знаете, что мне дозволено ходить через ее комнату. К тому же она спит крепко.

- Дайте мне ключ.

Атали вытащила из кармана хитроумный ключ; по внешнему виду но ничем не отличался от обычного винта, и надо было нажать на головку, чтобы изнутри выдвинулась бородка ключа. Атали показала Тимару, как им пользоваться.

Какой-то голос внутри - должно быть, глас ангела-хранителя - склонял Тимара бросить этот ключ на дно глубокого колодца до дворе. Однако Михай не поддался благим увещеваниям и внимал шепоту Атали.

- Итак, вам представляется случай самолично во всем убедиться. Для этого лишь надобно завтра сделать вид, будто уезжаете, и ждать моего сигнала, когда следует вернуться домой и проникнуть в тайник. Ну как, согласны?

- Согласен.

- Носите вы при себе оружие - пистолет или кинжал? Кто знает, какой оборот примет дело. В мозаичной картине справа вделана круглая дверная ручка; нажать ее, и дверца распахнется, заслонив постель Тимеи. Вы все поняли?

Атали судорожно стиснула руку Михая и заглянула ему прямо в лицо; глаза ее горели неукротимой ненавистью. Она продолжала что-то говорить, но речи ее было не слышно - лишь губы беззвучно шевелились да дико метались глаза. О чем они говорили, эти безмолвные слова?

Тимар тупо смотрел перед собой, завороженный, безвольный, как сомнамбула. Он вскинул голову, чтобы задать Атали какой-то вопрос, но в комнате никого не было. Лишь зажатый в кулаке ключ подтверждал, что минувшая сцена происходила въявь.

Никогда еще Тимару не доводилось испытывать такие муки, как в эти долгие часы до завтрашнего вечера.

Он действовал в точности по наущению Атали. До полудня пробыл дома, а после обеда объявил, что уезжает на Балатон проверить, как обстоят дела с рыбной ловлей, взятой им в аренду. Пешком и без всякого багажа он переправится по льду Дуная на другой берег так же, как вчера добирался сюда. Дорожный возок дожидается на другой стороне реки, поскольку езда по неокрепшему льду еще запрещена.

Своих управляющих Тимар не принял и в конторские книги даже не заглянул. Наугад взял из кассы пачку денег, не пересчитывая сунул в бумажник и - скорее из дома вон!

Едва он успел спуститься по лестнице, его перехватил письмоноша: надобно было расписаться в получении письма. Тимар не стал ради этого возвращаться. Он всегда носил при себе особое перо, стержень которого одновременно служил и чернильницей. Прислонив квитанцию к услужливо согнутой спине почтальона, Тимар поставил этим пером свою подпись.

Мельком взглянув на обратный адрес, он увидел, что письмо пришло из-за океана, от агента из Рио-де-Жанейро. Тимар не читая сунул письмо в карман. Заокеанская торговля мукой... До нее ли ему было сейчас?

В доме на улице Рац для хозяина также постоянно держали готовой комнату, где с наступлением холодов ежедневно топили. Вход в нее вел с особой, закрытой галереи, и от торговой конторы и прочих деловых помещений ее отделяло несколько пустующих комнат.

Тимар проникнул в комнату никем не замеченный; сел у кона, выходящего на улицу, и приготовился ждать.

За коном завывал ветер, разрисованные морозом стекла не позволяли видеть, что происходит снаружи, но зато так же надежно защищали и от посторонних взглядов извне.

Итак, вожделенная цель достигнута: неверность Тимеи подтверждена. Ведь он сам жаждал этого, дабы успокоить собственную совесть, дабы иметь право сказать: "Мы обоюдно грешны друг перед другом и свободны от взаимных обязательств". Наконец-то он получил право ненавидеть и презирать эту женщину, которой доныне вынужден был воздавать почтение, как холоп платит дань своему властелину. Теперь он может низвергнуть ее с трона, куда женщине дозволено взойти лишь единожды. Получив такой весомый повод для развода, он наконец-то сможет возвысить до себя Ноэми, дать ей положение, какого она заслуживает по праву, сделать ее счастливой женщиной и своей законной женой.

И все же мысль эта была для него мучительна.

Стоило ему только дать волю своему распаленному воображению и представить себе первую интимную встречу Тимеи с другим мужчиной, как в крови его вскипали самые низменные инстинкты, будоража душу.

Чувство стыда, жажда мести, адские муки ревности терзали его. Ведь позор и обман трудно снести даже том случае, если надеешься изречь из них выгоду.

Он лишь сейчас начал понимать, какое бесценное сокровище Тимея. Отказаться от этого сокровища по своей воле, вернуть его самой обладательнице он был бы не прочь, но позволить другому обокрасть себя - эта мысль приводила его в бешенство.

Тимар мучился, не зная, как поступить.

Если бы яд Атали проник до самого сердца, то следовало бы с кинжалом в руке подстеречь неверную жену и поразить ее насмерть в объятиях возлюбленного, в момент страстного поцелуя. Ведь Атали нужна была кровь Тимеи.

Но оскорбленная мужская честь взывает к другому: ей требуется кровь соперника, и прилитая не исподтишка, но в открытом поединке. Сабля против сабли, и борьба не на жизнь, а на смерть!

Когда же верх одержали трезвый расчет и мудрое хладнокровие, Тимар подумал. "К чему все эти мысли о кровопролитии? Тебе нужно не отмщение, а скандал. Выскочить из засады, кликнуть в свидетели прислугу, прогнать из дома неверную жену вместе с ее соблазнителем - вот поведение умного человека. Ты ведь не солдат, чтобы саблей карать за обиды. На то есть судья, есть закон!".