– Пойдемте, брат, мы проводим вас, – он указал на большую группу людей. – Если Бог будет с вами, кто сможет устоять против вас?

Они двинулись вверх по Кэнонгейт вслед за своим предводителем. Перед воротами Холируда Нокс повернулся к ним со словами прощания.

– Я должен встретить эту язычницу один, подобно Даниилу в логове льва, – сказал он.

– Да, но ты будешь львом! – выкрикнул кто-то. – Покажи ей зубы!

Нок пересек внутренний двор. Вскоре его проводили в приемную, а оттуда к уже знакомой широкой лестнице и в соседний зал для аудиенций. Королева уже находилась там и сидела на троне под расшитым золотисто-лиловым балдахином.

Она была облачена в красный и желтый цвета Шотландии, как будто собиралась признаться в любви к своей стране. Ее волосы были зачесаны назад, а лицо блестело. Его только что смазали миндальным маслом, привезенным из Франции, догадался Нокс. Она улыбалась и явно была довольна собой.

«Она не более красива, чем моя Маргарет», – с искренним удивлением подумал он. Внезапно она умалилась в его глазах.

– Мастер Нокс, – сказал Джон Эрскин. – Ее Величество пожелали, чтобы я присутствовал здесь, отвечал на вопросы и засвидетельствовал то, что произойдет между вами.

Эрскин – скромный и добрый человек, убежденный протестант, которого королева недавно наградила титулом графа Мара. Отсутствие лорда Джеймса бросалось в глаза.

Нокс слегка поклонился и выпрямился, ожидая слов королевы.

– Дорогой мастер Нокс! – Ее тон был мягким и оскорбительно любезным. – Я должна поздравить вас с недавно заключенным браком и пожелать вам счастья.

Она улыбнулась так, как если бы только что предложила ему новое поместье.

– Я уверен, что вы позвали меня не ради этого, – ответил он.

– Никаких обид между нами. – Она по-прежнему улыбалась, как будто не слышала его резких слов. – Что бы ни случилось в прошлом, теперь мы стали другими и многому научились с тех пор.

Ее улыбка была совершенно безмятежной.

– Каждый день я учусь у Господа. Это не то же самое, что обычная учеба, когда даже неразумный ребенок день за днем умножает свои знания, почти не прикладывая к этому усилий. Я не нахожу в вас никаких перемен с тех пор, как вы впервые высадились здесь посреди злосчастного тумана четыре года назад.

– Вы давно не встречались со мной, – настаивала она. – Теперь, когда мы поговорим, вы увидите перемены и, возможно, будете готовы признать их.

Она хочет испытать его терпение этим неуклюжим намеком?

– О чем вы желаете говорить?

– О будущем Шотландии. Я уверена, что вы разделяете мою озабоченность по поводу наследника престола.

– Бог даст нам наследника, – жестко ответил Нокс. Значит, вот в чем дело!

– Сам Бог не может подарить нам наследника, не спровоцировав скандал, – ответила она. – Я не могу родить ребенка без мужа. Это было бы недостойно.

– Недостойный муж еще хуже, – возразил он. – А этот мужчина, – нет, я даже не могу назвать мужчиной этого испорченного ребенка, – такой выбор будет оскорбительным даже для вас! Вы не должны даже думать об этом!

Он повысил голос, чтобы его слова можно было услышать за окнами и дверями. Ораторское мастерство и на этот раз должно было послужить ему.

– Значит, это правда, – произнесла она, по-прежнему делая вид, будто находится в приятном расположении духа, что приводило его в бешенство. – Вы направляете свои проповеди против моего предполагаемого брака с лордом Дарнли.

– Я этого не отрицаю. Разве вы ожидали от меня чего-то иного?

– Вы должны отказаться от своих возражений по этому поводу, – ровным тоном сказала она, словно пытаясь урезонить его.

– Никогда! – Он твердо встретил ее взгляд.

– Мастер Нокс! – внезапно выкрикнула она. Ее голос звучал пронзительно и уже не напоминал тот мягкий, приятный тон, которым она пользовалась до сих пор. – Никогда еще с монархом не обращались так, как вы считаете уместным обращаться со мной! Я мирилась с вашими грубыми словами обо мне, моей семье и моей вере. Я даже обращалась к вам за советом, но получала лишь упреки. Однако ваши проповеди против моего брака… Я не могу допустить, чтобы это продолжалось! Вы должны прекратить немедленно! Я приказываю вам!

Внезапно она разразилась слезами, и к ней поспешил слуга с носовым платком. Нокс терпеливо ждал, пока она снова овладеет собой, переминаясь с ноги на ногу. Глупая, вспыльчивая девчонка!

– Помимо моих проповедей, во мне нет ничего, что могло бы оскорбить других людей. А когда я проповедую, то не владею собою, но повинуюсь Господу, который велит мне говорить ясно и не льстить никому на этой земле, – наконец сказал он.

– Но какое отношение вы имеете к моему браку? – воскликнула она. – Лорды дали свое разрешение.

– Если лорды соглашаются, чтобы вы взяли в мужья язычника, они тем самым отворачиваются от Бога, отвергают Его истину и предают свободу этой страны. И… – Он чувствовал, что следующие слова пришли откуда-то извне: – Возможно, в конце концов вы убедитесь, что этот выбор будет плохим утешением для вас самой.

Внезапно он ощутил тяжесть греха, страдания и безобразия, давившую на него.

– Но какое отношение вы имеете к моему браку? – повторила она. – И кем вы себя считаете в этом королевстве?

– Его подданным, который здесь родился, мадам, – сухо ответил он. – И хотя я не являюсь графом, лордом или бароном, однако Бог сделал меня – каким бы ничтожным я ни казался перед вами – полезным членом общества.

Он выпрямился во весь рост, как будто подвешенный на невидимой струне, прикрепленной к его макушке.

– И если я вижу приближение какого-то зла, то обязан говорить об этом прямо, как и любой дворянин.

Мария снова заплакала. Эрскин взошел на помост, где стоял ее трон, и сказал:

– Не расстраивайтесь, дорогая королева. Вы так прекрасны, милосердны, и князья всей Европы высоко ценят вас…

Но она продолжала плакать до тех пор, пока не вмешался резкий голос Нокса:

– Мадам, я никогда не получал удовольствия при виде слез любых Божьих созданий. Я с трудом выношу слезы мои мальчиков, которых вынужден наказывать собственной рукой, а ваши слезы еще более нестерпимы для меня. Но воистину, мое предложение вам – не повод для обиды. Говоря правду, как обязывает мое призвание, я скорее готов вытерпеть слезы Вашего Величества, чем причинить вред своей совести или предать страну своим молчанием.

Все было безнадежно. Горе, охватившее Марию при этой мысли, заставило ее выкрикнуть:

– Мастер Нокс, покиньте нас!

Поклонившись, он попятился от трона. Высокие створки дверей разошлись в стороны, и он оказался на лестничной площадке, выходившей в приемную с другой стороны. На кушетке у окна сидели несколько хорошеньких придворных девиц в ярких платьях разного цвета. Летнее солнце озаряло их лица, а на щеках играл здоровый румянец.