А дней через десять и крыса, как обещала, прорыла ход в королевскую кладовую. Она собрала драгоценности короля и доставила, по-обещанному, в комнату Симби.

Но выполнит ли змея свое скрытое обещание, которое Симби так и не поняла, — этому предстояло открыться в будущем.

А когда прошло месяца два с того дня, как крыса доставила Симби, по обещанию, имущество короля, он куда-то собрался. И вот он отправился в свою кладовую, думая запастись драгоценностями и проч., которые крыса, норная тварь, доставила к Симби по подземному ходу, а король захотел в этот день надеть, чтобы отправиться, куда он собрался.

Сначала он просто глазам своим не поверил, увидев, что в кладовой ничего не осталось. А потом завопил так страшно и громко, что к нему сбежались все его родичи.

— Где мое имущество? Кто это сделал? — вскричал король, обращаясь к родичам.

— Тут, наверно, побывала целая банда ночных взломщиков, — озадаченно отозвались родичи короля в ответ на его мучительные вопросы.

— Да как же банда, если тут нет никаких следов, что имущество унесли взломщики, — подвел под сомнение их слова король, — тут ведь ни окна, ни двери не взломаны!

— А давайте-ка хорошенько осмотрим стены, — посоветовал королю один из родичей, — может быть, мы найдем ясные следы, которые укажут нам, как ночные бандиты унесли имущество.

Едва услышавши этот совет, король схватил трехногую табуретку, и он поставил ее возле окна и вылез через окно из своей кладовой, чтобы осмотреть наружную стену, но сразу же и сорвался — головой вперед, а сорвавшись, рухнул и потерял сознание.

— Ой-ой-ой! Наш король упал и лежит без сознания, — причитали родичи, пока он лежал без сознания. Но вскоре к нему возвратилось сознание, и он кое-как добрался до трона.

— Это же унизительно для короля вроде тебя — карабкаться на стену в поисках неизвестно чего! Если ты не уважаешь себя самого, то должен уважать хотя бы королевские покои! — горько воскликнул сын короля, который только что обо всем узнал и явился к отцу, чтоб служить ему утешением.

— Было бы гораздо лучше, Ваше Величество, чтоб вы не лезли собственной персоной на стену, а дали приказ одному из своих звонарей оповестить колокольным звоном всех жителей города о пропаже, и тогда, быть может, кто-нибудь, у кого есть, по счастливой случайности, сведения о преступнике, сообщит их вам, — присоветовала королю молодая тронная дама.

— О да! Вы совершенно правы, мадам, и отныне я навсегда запомню, что человек не способен уместить в своих чувствах весь мир. Благодарю вас, мадам! А теперь призовите одного из моих звонарей! — спешно повелел приближенным король.

— Я тут, Ваше Величество, — доложил звонарь, простершись ниц у подножия трона. Отправить ли его куда-нибудь с поручением или обезглавить надумал король — этого звонарь никогда не знал, если его звали в тронную залу.

— Принесите мне мою длинную курительную трубку! — приказал одному из придворных король, пока звонарь лежал перед троном.

Как только в залу доставили трубку, придворный трубочник набил ее табаком, а сверху присыпал огнедышащими углями, которые выгреб из ближайшего очага, чтобы воскурить набитую трубку.

Король курил эту длинную трубку в дни особенно важных событий — когда обезглавливал наглого оскорбителя или убивал для жертвы богам какого-нибудь безвинного человека и проч. Но поскольку он еще не опомнился от пропажи, ему не удавалось глубоко вдохнуть, чтоб сделать самую первую затяжку.

— А ну-ка сделай мне, пожалуйста, первую затяжку, — приказал король одному из вождей. Не успел король отдать свое приказание, как около четырех его главных вождей ухватились за трубку, чтоб сделать затяжку, но досталась она, конечно же, только одному.

Вырвавши трубку у трех остальных, самый успешливый вождь затянулся, трубка воскурилась, и он вернул ее королю. Но пока король наслаждался дымом, четверо вождей поддерживали трубку, потому что сам он не мог ее удержать — такая она была длинная и тяжелая, — а другие вожди толпились вокруг и резво опахивали короля веерами для вдувания ему в легкие свежего воздуха, причем веера у них были огромные. А звонарь все лежал ничком перед троном.

— Так какое, о вожди, мне надо сделать, по-вашему, объявление, чтобы звонарь раззвонил его всем жителям города? — спросил король у своих вождей.

— Надо, чтоб он раззвонил колоколом на весь город о пропаже, — ответили королю в один голос вожди.

«Я думал, упаси боже, что меня вызвали для принесения в жертву богам, а оказывается, слава тебе господи, мне просто нужно раззвонить колоколом о пропаже», — радостно размышлял про себя звонарь, когда его отпустили живым из дворца.

И вот он принялся раззванивать на весь город, что тот, кто знает, где королевские драгоценности, должен немедленно доложить о них королю.

Но поскольку охотник, упавший в яму, откуда его вызволила со зверями Симби, слышал, как крыса пообещала ей (Симби) доставить к ней в комнату королевские драгоценности, а ему запомнилось это обещание, он, услышав оповещение звонаря, сразу же по-предатеЛьски отправился к королю. И он доложил, где лежат драгоценности. А король, не мешкая, отправил к Симби большой отряд королевских стражников.

Стражники без раздумий арестовали Симби и доставили драгоценности, вместе с ней, к королю. И король, даже не спросивши у Симби, как она получила его драгоценности, повелел стражникам привязать ее к дереву, которое возвышалось напротив дворца, чтобы убить для пожертвования богам на глазах у собранных ко дворцу горожан, или всенародно, в трехдневный срок.

Под деревом стояло много богов, а у их подножия лежали останки нескольких тысяч воров и бандитов, оскорбителей, осквернителей и невинных людей, принесенных в жертву богам короля.

Узнавши, что Симби привязана к дереву, жители города — и дети, и взрослые — явились на площадь, чтоб изъявить свою волю. Они избивали Симби руками, стегали кнутами и закидывали камнями. Меньше чем через час вся кожа на ее теле стала кровоточить, как рваная рана, и хотя она умоляла их о пощаде, они даже слушать ее не хотели, а ушли по домам, да и то не сразу, только когда она потеряла сознание. Она провела в бессознательном состоянии три дня и две ночи — пока не настала назначенная для жертвоприношения полночь.

К двенадцати часам на третью ночь у Симби забрезжилось в голове сознание, и она (Симби) начала себя укорять.

— О-хо-хо, ведь если б я послушалась предостережений матушки, мне наверняка не пришлось бы претерпевать столько лишений от бедности и бедствий, — стонала Симби.

К счастью, пока она себя укоряла, в отдалении от