— Что это за малый? Зачем вы его сюда притащили?

— Мы выполняем приказ. Ему необходимо встретиться с субкомандующим.

Шерван старался говорить уверенно, однако с трудом выдерживал строгий взгляд часового. А Пендрил и вовсе смотрел в другую сторону.

— Один из тех самых... — караульный покачал головой и снова посмотрел на меня, уже с большим интересом. — Ладно, конюшня слева. Поставь туда своего... хм, коня и ступай прямо через двор к главному зданию. Пока не будешь опрошен, больше никуда не заходи и ни с кем не заговаривай.

Конюшня представляла собой просторное кирпичное здание под черепичной крышей.

— Прибыл по делу? — спросил меня конюх, появившийся прежде, чем я успел соскочить с пони.

Мне оставалось лишь кивнуть.

— Тогда распишись вот здесь, — он вручил мне квадратный листок пергамента и указал пальцем на место после слов «допуск в конюшню». — Если не умеешь писать, поставь свою метку, а потом попроси офицера или сержанта заверить ее печатью. В противном случае будешь платить медяк в день. А потеряешь допуск — два медяка, — он перевел взгляд с меня на Гэрлока. — Горный пони?

— Он самый.

— Советую поставить его в последнее стойло справа.

Я отвел Гэрлока в указанное место и расседлал. Седельные сумы оставались скрытыми щитом, больше по привычке, чем по необходимости. А вот посох, на который конюх посматривал с нескрываемым уважением, я прихватил с собой.

— Собираешься повидаться с субкомандующим?

— Вроде того.

— Строгая особа, ничего не скажешь. Ну, желаю тебе удачи. Ступай к красной арке, той, что под зеленым флагом.

Возле красного арочного прохода я был остановлен молодым рыжеволосым солдатом.

— Кто таков? Куда следуешь?

— У меня сообщение для субкомандующего.

— Сообщение субкомандующему стражи от... ты кто?

— Ну... Вообще-то столяр.

Мне и вправду было привычнее думать о себе как о столяре, чем как о Мастере гармонии.

— Сообщение для субкомандующего от столяра? — юноша в обшитой медными бляшками кожаной безрукавке воззрился на меня, как на умалишенного. — Приятель, да с чего ты взял, что она станет тебя выслушивать?

И стена, которую подпирал этот малый, и сама арка были очень старыми и не слишком прочными. Меня так и подмывало окунуть их в хаос и состарить еще — ровно настолько, чтобы они развалились и этот самоуверенный юнец понабил шишек да наглотался пыли. Однако, памятуя книгу и наставления Джастина, я лишь вздохнул.

— Держу пари, что выслушает.

— Пари! На что ты можешь спорить, кроме своей шкуры?

— Скажем, на пару серебреников. И поспорим для начала не насчет нее, а... скажем, что мой посох устоит против твоего меча. Ты не сможешь коснуться меня своим клинком.

Я положил руку на посох, но парень был так удивлен услышанным, что не уделил моему жесту ни малейшего внимания.

— Ты многим рискуешь, парень. Может быть, тебе неизвестно, что ударить стража самодержца при исполнении обязанностей — значит совершить преступление.

— А если я ударю не тебя, а твое оружие, — это будет считаться преступлением?

— Ну... наверное, нет, — воин выглядел озадаченным.

— Впрочем, ладно, не будем создавать лишние сложности раньше времени. Возьми золотой и доложи обо мне субкомандующему.

— А если она не захочет иметь с тобой дела?

— Получишь еще золотой. И можешь попробовать пустить мне кровь.

— Еще золотой? А почем мне знать, что не надуешь?

Я вздохнул:

— Тот, кто явится в чужую крепость и начнет надувать солдат, рискует остаться без головы. Не находишь? Я что, так похож на дурака?

— Нет. Но и на столяра — тоже.

— Так ведь я и не говорил, что у меня нет никаких других занятий.

Юноша прищурился, внимательно разглядывая меня, и призадумался.

— Не ломай голову, приятель. Субкомандующему известно, кто я и откуда. А ты ведь знаешь, что ее клинку нет равных.

Насчет себя я малость преувеличил, а про клинок и вовсе ляпнул ни к селу ни к городу, но парень, похоже, этого не заметил.

— А сам-то ты про нее откуда знаешь.

Я ухитрился напустить на себя вид чрезвычайно важный и загадочный. Иногда у меня это получается.

Парень чуток побледнел: для кандарца он соображал быстро.

— Ты хочешь сказать, что мерился с ней силами. Твой посох против ее клинка?

— Было дело. Конечно, она с тех пор усовершенствовала свои навыки, но ведь и я на месте не сидел...

Караульный смекнул, что едва не нарвался на крупные неприятности.

— Может, я... это... просто передам ей твое имя, а уж она решит...

— Наверное, так будет лучше всего. Меня зовут Леррис.

Другого мне и не требовалось, но в Кандаре ничего не делается напрямую. К тому же мне очень не хотелось просить Кристал об аудиенции. Можете назвать это дурацким самолюбием или как угодно — но не хотелось. Иногда у меня шея не гнется.

— Эй, Байдек! Поди сюда! — крикнул рыжеволосый в глубь казармы.

Другой солдат, поплотнее, посмуглее и понеряшливее, занял место у входа, а рыжий пересек внутренний двор — один из немногих в Кандаре, который был вымощен ровными и прочными плитами — и исчез в трехэтажном здании.

Пока он отсутствовал, я мысленно изучил арку и ближние стены, сосредоточившись главным образом на возрасте и прочности строительных материалов. У меня возникли некоторые соображения насчет дополнительной защиты.

Но прежде чем я успел воплотить их в жизнь, из флигеля появились трое стражей. Один из них, в зеленом кожаном мундире и с клинком, окруженным аурой грозной действенности, посмотрел на мой посох и кивнул.

— Мастер гармонии, субкомандующий приглашает тебя к себе. Добро пожаловать. Ты — желанный гость.

Воин явно не привык приглашать каких бы то ни было гостей в оплот стражи.

— Благодарю за любезное приглашение, — отозвался и, изобразив улыбку. — Надеюсь, вы будете так добры, что проводите меня...

— Мастер гармонии! Лопни мои глаза, чародей!

Оба, и рыжеволосый охранник, и Байдек, сделались белыми, как лик хаоса. Я отсалютовал им посохом и последовал за тремя воинами в гранитный флигель. Три пролета широкой лестницы привели меня к окованной железом двери, дверной молоток которой разбудил бы и покойника.

Темноволосая женщина сама открыла дверь и с невозмутимым видом отступила, давая нам пройти. Даже глаза ее не блеснули. Для боевого командира покои Кристал были роскошными. Они состояли из двух просторных комнат — совещательной и личного кабинета, служившего одновременно и спальней. Впрочем, войдя в совещательную комнату, я смог лишь бросить взгляд в сторону ее личного помещения.