Но Элинор не тронулась с места.

— Нет! — сказал она. — Ты выйдешь отсюда, только когда отпустишь её. Я не могла поверить, что у этой истории будет хороший конец, но он всё же настал. И ты, ублюдок, не испортишь его в последний момент, не будь я Элинор Лоредан! — Она решительно загородила своим телом дверь клетки. — На этот раз ножа у тебя нет, — сказала она угрожающе тихо. — У тебя есть только твой поганый язык, но от него тебе толку не будет, можешь мне поверить. Ткни его в глаз, Тереза! Пни его под коленку, укуси его за пальцы, мерзавца!

Но Тереза не успела послушаться — Баста вдруг оттолкнул её так, что она налетела на Элинор и схватилась за неё, за неё и за Мо, бросившегося на помощь обеим.

А Баста кинулся к двери клетки, отпихнул в сторону остолбеневших Фарида и Мегги и побежал прочь, расталкивая воскресших, все ещё бродивших как во сне по праздничной площадке Каприкорна. Не успели Фарид и Мо броситься вдогонку, как он уже исчез.

— Замечательно! — пробормотала Элинор, выходя с Терезой из клетки. — Теперь этот тип будет меня преследовать во сне, и каждый раз, как я ночью услышу у себя в саду малейший шорох, мне будет казаться, что его нож упирается мне в горло.

Но исчез не только Баста, Сорока тоже бесследно пропала той же ночью. Когда они наконец побрели, измученные, к автостоянке, в надежде найти машину, чтобы уехать из деревни Каприкорна, ни одной машины там не было. Автостоянка была совершенно пуста.

— Нет, скажите мне, что это неправда! — простонала Элинор. — Неужели нам снова придётся идти пешком по всем этим проклятым колючкам?

— Разве что у тебя найдётся телефон, — сказал Мо.

Он ни на шаг не отходил от Терезы с того мгновения, как убежал Баста. Он озабоченно осмотрел её шею — на ней остались красные пятна от пальцев Басты; он пропустил сквозь пальцы прядку её волос и сказал, что тёмные нравятся ему даже больше. Но девять лет и вправду большой срок, и Мегги наблюдала, как осторожно, медленно идут навстречу друг другу её родители, словно по узкому мосту через безбрежную пустоту.

Конечно, телефона у Элинор не было. Каприкорн приказал его отобрать. Фарид тут же вызвался поискать его в обгоревшем доме Каприкорна, но ничего не нашёл.

Тогда они решили остаться в деревне ещё на одну, последнюю, ночь, вместе со всеми, кого воскресил Фенолио. Ночь была тёплая и ясная, ничто не мешало расположиться на ночлег под открытым небом.

Мегги и Мо принесли одеяла, их хватало во вновь заброшенной деревне Каприкорна. Только из дома Каприкорна они не стали ничего брать. Мегги ни за что не хотела вновь переступить его порог — не из-за запаха гари, которым все ещё тянуло из окон, не из-за обугленных дверей, а из-за воспоминаний, бросавшихся на неё при одном его виде, как хищные звери.

Сидя между Мо и матерью под старым дубом недалеко от автостоянки, она на мгновение вспомнила про Сажерука. Уж не сказал ли Каприкорн в этом случае правду? Не лежит ли он мёртвым где-то на этих холмах? «Я, наверное, никогда не узнаю, что с ним сталось», — подумала Мегги; над ней с растерянным лицом раскачивалась на ветке одна из синих фей.

Деревня казалась заколдованной в эту ночь. Воздух был полон странных голосов, а проходившие по автостоянке существа выглядели так, словно вышли из детских снов, а не из слов старика. Об этом Мегги тоже снова и снова думала в эту ночь. Где сейчас Фенолио и нравится ли ему в собственной книге? Ей очень хотелось, чтобы нравилось. Но она знала, что он будет скучать по внукам, игравшим в прятки в его шкафу.

Прежде чем провалиться в сон, Мегги увидела, как Элинор движется в окружении кобольдов и фей с таким блаженным лицом, какого она никогда у неё не видела. А по сторонам от Мегги сидели её родители, и мать писала — на листьях дуба, на ткани платья, на песке. Столько слов рвалось, чтобы их написали…

Но всё же Бастиан знал, что не сможет уйти без этой книги. Теперь ему стало ясно: он и попал-то сюда из-за неё — это она приманила его каким-то таинственным образом, потому что хотела быть у него, да и всегда, в сущности, была его книгой!

М. Энде. История, конца которой нет

(перевод А. Исаевой и Л. Лунгиной)

Сажерук тоже все видел — с крыши, находившейся от праздничной площадки Каприкорна как раз на таком расстоянии, чтобы чувствовать себя в безопасности от Призрака и в то же время не упустить ни одной подробности, — благодаря биноклю, найденному в доме Басты. Сперва он хотел остаться в своём укрытии. Слишком часто случалось ему видеть, как убивает Призрак. И всё же его повлекло на праздник Каприкорна странное чувство, неразумное, как вера Басты в амулеты, чувство, что само его присутствие поможет сохранить книгу. А когда он выскользнул в переулок, он ощутил в себе ещё кое-что, в чём ему не хотелось сознаваться самому себе: он хотел увидеть гибель Басты в тот самый бинокль, через который Баста так часто рассматривал своих будущих жертв.

И вот он сидел на дырявой крыше, прислоняясь спиной к холодной печной трубе, с лицом, зачернённым углём (потому что светлое лицо может выдать человека в темноте), и смотрел, как подымается в небо дым над домом Каприкорна. Он видел, как Плосконос отправился с небольшим отрядом тушить пожар. Он видел, как вырос над землёй Призрак, как на лице старика выразилось бесконечное изумление — и вдруг он исчез; видел, как погиб Каприкорн им же самим вызванной смертью. Баста, к сожалению, не погиб, и это было досадно. Сажерук видел, как тот убежал. Видел он и то, что Сорока последовала за ним.

Он все видел, Сажерук — не участник, а зритель.

Он уже не раз бывал лишь зрителем, и это была не его история. Какое дело было ему до них до всех, до Волшебного Языка и его дочери, до Любительницы Книг и до женщины, которая снова принадлежала другому! Она могла бы бежать с ним, но осталась в склепе со своей дочерью — и он изгнал её из своего сердца, как делал всегда, когда кто-то вдруг обосновывался там слишком прочно. Он был рад, что она не досталась Призраку, но ему не было больше до неё дела. Отныне свои чудесные истории, прогоняющие одиночество, развеивающие тоску по дому и страх, Реза будет рассказывать Волшебному Языку. Что ему до этого?

А феи и кобольды, заполонившие вдруг футбольное поле в деревне Каприкорна? Они так же мало принадлежали этому миру, как и он; из-за них он не забудет о том, ради чего всё ещё находится здесь. Ему нужна была книга, только книга, и, увидев, как Волшебный Язык запихивает её под куртку, он твёрдо решил её заполучить. Ему достанется хотя бы книга, это будет справедливо. Он будет гладить страницы, закрывая глаза, и ему будет казаться, что он снова дома.

Старик с морщинистым лицом теперь там. С ума сойти! «Да, ты трус, Сажерук! — подумал он с горечью. — Трусом ты был, трусом и остался. Почему не ты стоял рядом с Каприкорном? Почему ты не решился явиться на праздник? Тогда, может быть, исчез бы ты, а не старик».

Фея с крыльями бабочки и молочно-белой кожей полетела за ним. Тщеславная малютка. Увидев своё отражение в оконном стекле, она всегда останавливалась перед ним с самозабвенной улыбкой, крутилась и вертелась в воздухе, приглаживала руками волосы и смотрела на себя так, словно каждый раз заново поражалась собственной красоте. Феи, к которым он привык, особым тщеславием не отличались, наоборот, они обожали измазать себе лицо тиной или цветочной пыльцой и, хохоча, просить, чтобы он угадал, чья именно мордочка скрывается под этой раскраской.