– Вижу, ты много думала, – фыркнул он.

– Правильно. Пытаюсь думать как бизнесвумен и бездушный киллер. Плюс все это правда, и фактически точно. Просто при этом чувства остаются за чертой. У нее никаких чувств нет. Как и у него, иначе он бы не платил ей за убийства. Если вы бесчувственны, значит, не можете понять чужих чувств. Аш получает месть, я – блестящую рыбу, а Вазин – золотое яйцо.

– Но что потом? – не унималась Файн. – Если вы не будете мертвы через пять минут после встречи с ним, если вам удастся зайти так далеко, если он скажет: «Да, по рукам, договорились» – тогда что?

– Потом мы решим, когда и где произвести обмен. Или прислать наших представителей произвести обмен.

Аш подумал, что не хочет присутствия Лайлы, когда этот обмен будет производиться.

– А с этого момента в дело вступаете вы. Мы только налаживаем контакт с Вазиным, заключаем сделку. Если он соглашается, это, с его стороны, заговор с целью убийства. И мы это засвидетельствуем. Вы получите его и Маддок, потому что он сделает вид, что отдаст ее. А яйцо отправится туда, где ему место. В музей.

– А если он не согласится? Если скажет: «Дайте мне яйцо, или я велю изнасиловать, пытать и пристрелить вашу подружку»?

– Как я уже сказал, он знает, что если что-то сделает кому-то из нас, объявление об этом немедленно идет в прессу, и яйцо он не получит. Если только не собирается украсть его из музея Метрополитен. Это возможно, – добавил он, прежде чем Файн успела что-то сказать. – Но до сих пор он не пытался покушаться на экспонаты музеев или частных коллекций.

– Насколько мы знаем.

– Да, это фактор. Но наше предложение поможет ему куда легче, проще и быстрее заключить сделку.

– Он может угрожать вашей семье, как, по вашим словам, угрожал семье Бастоне.

– Может, но пока мы будем встречаться с ним, вся семья соберется в доме нашего отца. Кроме того, еще раз: я предлагаю ему сделку, при которой он не платит за то, что хочет. Он всего лишь меняет желаемое на приобретение, не приносящее дивидендов.

– Это может сработать, – размышлял Уотерстон. – Мы и раньше использовали гражданских лиц.

– С микрофонами и защитой.

– Может быть, мы сумеем что-то придумать. Поговорим с техниками, посмотрим, что у них есть. Посмотрим, что имеется у федералов.

– Мы встречаемся с ним, – сказал Аш. – С вами или без вас. Но предпочел бы, чтобы с вами.

– Вы вручаете ему двух заложников на блюде, – упорствовала Файн. – Если собираетесь сделать это, идите один. Она остается.

– И удачи мне, – заметил Аш.

– Мы оба пойдем.

Лайла смотрела в глаза Файн с тем же жестким выражением.

– И это не обсуждается. Гораздо вероятнее, что он будет рассматривать одного из нас как заложника, а другой, я, будет вынужден отдать яйцо. Что мне остается делать, если моей блестящей рыбе вспорют брюхо?

– Считайте это очередной метафорой, – посоветовал Аш.

– Он вряд ли согласится на встречу, – твердила Файн. – Всем известно, что он работает только на удалении. В крайнем случае вам повезет говорить с кем-то из его адвокатов или советников.

– Мои условия неизменны. Мы встречаемся с ним. Или никаких переговоров.

Он взглянул на зазвонивший в этот момент телефон.

– Это мой адвокат, так что мы можем сейчас получить ответ. Дайте мне минуту.

Поднявшись, он отошел в другой конец комнаты.

– Отговорите его, – бросила Файн, снова устремив на Лайлу свой знаменитый взгляд.

– Не могу, а в данный момент и пытаться не стану. Это дает ему… нам… хороший шанс покончить со всем этим. Покончить – а это никогда не кончится, по крайней мере для Аша, пока он не добьется правосудия для своего брата и дяди. Иначе он до конца жизни будет считать себя виноватым в том, что случилось с ними.

– Вряд ли вы понимаете, как рискуете.

– Детектив Файн, я рискую каждый раз, когда выхожу из этой двери. Как долго можно с этим жить? Эта женщина хочет нашей смерти. Я видела это. Чувствовала. Мы хотим спокойно жить, увидеть, что будет дальше. Это стоит риска.

– Завтра, – сообщил Аш. – В два часа, в его поместье на Лонг-Айленде.

– Жаль, что не в Люксембурге, – вздохнула Лайла, чем вызвала улыбку Аша.

– Менее чем через двадцать четыре часа?

Уотерстон покачал головой.

– У нас чертовски мало времени.

– Думаю, отчасти поэтому я и согласился. Это подскажет ему, что я хочу завершить сделку как можно скорее.

– Он вообразит, что ты попросишь миллионы, – вздохнула Лайла. – Но то, о чем ты его попросишь, застанет его врасплох. И заинтригует.

Он присел рядом с ее стулом.

– Поезжай в дом моего отца. Позволь мне сделать это.

Она сжала его лицо ладонями.

– Нет.

– Обсудите это позже, – посоветовал Уотерстон. – А пока поговорим о том, что вы сделаете, чего не сделаете, и если дойдет до этого – где и когда произведете обмен.

Он посмотрел на Файн.

– Тебе лучше позвонить боссу, подумать, как снабдить их микрофонами, если найдутся, и как сделать, чтобы все вышло по-нашему.

– Мне все это не нравится.

Она поднялась.

– Вы мне нравитесь. Оба. И я чертовски об этом жалею.

Она вынула телефон и отошла, чтобы позвонить лейтенанту.

Когда они остались одни, Лайла громко вздохнула.

– Боже. В голове не укладывается! Пароли, коды и процедуры… пойду наложу второй слой краски в ванной, прежде чем фэбээровские техники доберутся до нас. Подумать только, мы работаем под прикрытием! Я буду не я, если не выжму из этого книгу! Такой материал не должен пропасть зря!

Она вскочила со стула.

– Что скажешь, если мы позже просто закажем пиццу? Пицца – еда, о которой не приходится думать, когда мозг устал.

– Лайла, я люблю тебя.

Она остановилась. Почувствовала, как знакомо сжалось сердце.

– Не пользуйся этим, чтобы заставить меня остаться дома. Я не хочу быть упертой, не хочу размахивать феминистским флагом, хотя и могла бы. Тот факт, что я иду, безоговорочно должна идти, должен бы кое-что сказать о моих чувствах.

– А что ты чувствуешь ко мне?

– Пытаюсь сообразить, но знаю, что не сделала бы такого ни для кого больше. Ни с кем больше. Помнишь сцену из «Возвращения джедая»?

– Что?

Она закрыла глаза.

– Пожалуйста, не говори, что не видел фильма. Все рухнет, если ты не видел «Звездных войн».

– Видел, конечно.