Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проклятье, она уже «под мухой». Бутылка «Вдовы Клико» уже почти опустела. И — какая она жалкая — в ее глазах скапливались горячие слезы.
— Кстати, я приняла решение. Я покидаю Корнуолл, переезжаю в Лондон, — выпалила Милли.
Скажи ему сейчас — потом придется выполнять, обратного пути не будет.
— Что? Почему? — Было слышно, что Хью поражен. — Почему ты хочешь переезжать?
— Просто я решила. Это самый лучший выход. Многие люди переезжают в Лондон.
— Многие люди, живущие в Лондоне, хотели бы переехать в Корнуолл.
Теперь слезы уже текли ручьем по щекам Милли. Они тихо капали на накрахмаленные простыни, закрывающие ее колени. Когда она была уверена в себе, она могла говорить нормально, а не болтать, как большой ребенок; она объяснила:
— Я думаю, мне нужны перемены. В этом нет ничего плохого. О, и еще я кое-что решила.
Последовала длинная пауза.
— Что?
— Когда следующий раз мы с тобой увидимся, я тебе кое-что покажу. Мою татуировку.
— Почему?
— Потому что это уже не имеет значения. Я же уезжаю, верно? — Милли вылила из бутылки в стакан последние капли и вытерла глаза. — Вообще-то это неважно. Только глупая татуировка. Если хочешь ее увидеть, я покажу.
Это нелепо. Возможно, ему это совсем неинтересно. Это все блестящие идеи Кона.
Еще одна, более длинная пауза.
— Я бы хотел ее увидеть.
Он просто старается быть вежливым, это же очевидно.
Милли взглянула на часы и увидела, что уже почти час ночи. Она уже перестала плакать, ее опухшие веки начинали слипаться.
— Наверное, я не даю тебе спать? Пожалуйста, не соглашайся со мной! Не говори «да»!
— Уже довольно поздно, — согласился Хью. (Негодяй. Это неправильный ответ!) — Может, тебе стоит лечь.
Он не хотел больше с ней говорить. Чувствуя себя отвергнутой, Милли выпила залпом остаток выдохшегося шампанского.
— Я не устала. А ты? Похоже, его это позабавило.
— Вообще-то да. Вымотался. Завтра у меня тяжелый день.
Милли закрыла глаза. Вот оно снова, о, такой знакомый отказ. Он терпеливо слушал ее, притворялся, что ему интересно, а все это время спрашивал себя, сколько еще времени она будет держать его у телефона.
Она тараторила без умолку, и он ей не мешал. Потому что просто был не из тех, кто прерывает и выговаривает: «Ради всего святого, женщина, что ты несешь?», а потом бросает трубку.
О боже, я такая эгоистка.
— Хорошо! — Собравшись, Милли заговорила беспечным, веселым голосом, совсем без жалобных и скорбных («жаль что выпивка закончилась») интонаций; она сделала глубокий вдох: — Ложись спать. Прости, что задержала. Тебе нужно было сразу сказать.
— Ничего страшного. — Хью тоже говорил радостным голосом. — Я рад, что ты позвонила. Пока.
Свинья, до тебя не доходит, да? Ты совсем ничего не понимаешь?
А вслух Милли сказала:
— Пока.
На следующее утро в половине девятого рядом с кроватью Милли зазвонил телефон.
— Что? Что? Кто это? — Приходя в себя, Милли бессмысленно оглядывала комнату. Странная комната, с дверью не на той стороне и незнакомыми занавесками.
Великолепными занавесками.
Телефон продолжал дребезжать. Чувствуя себя полной дурой, Милли поняла, что это совсем не звонок в дверь. Так всегда бывает, когда просыпаешься в незнакомом месте. Здесь телефон звонил совсем не так, как дома. Он застал ее врасплох, совсем запутал...
Дзынь, дзынь.
Может, стоит все же ответить?
Милли схватила трубку и пробормотала:
— Алло?
Если это Кон, она его убьет. Это точно не может быть Орла, она никогда не просыпается раньше девяти. Особенно если всю ночь трахалась с заклятым врагом.
— Мисс Брэди? Доброе утро, это говорит дежурный администратор. — Очевидно та, которой принадлежал голос, была с шести часов на ногах, позавтракала мюсли и апельсиновым соком, а потом пробежала трусцой три мили до работы. Голос был до отвращения бодрый.
— О, привет. — Заметив на столике около кровати пустую бутылку из-под «Вдовы Клико», Милли быстро закрыла глаза и попыталась справиться с похмельем. О нет, прошлой ночью она ведь еще позвонила Хью. Все болтала и болтала, как одна из тех несчастных, что звонят в прямой эфир на поздние радиошоу и упрямо не желают освобождать линию.
Я превратилась в телефонную надоедалу. Если так пойдет и дальше, он подаст на меня в суд, чтобы я к нему не приставала...
— Мисс Брэди, извините, но, похоже, произошла путаница с вашим бронированием.
Комната была залита солнцем, потому что накануне Милли забыла задернуть занавески. Чтобы свет не бил в глаза, она зарылась в подушки.
— Путаница? Какая путаница?
— Простите, пожалуйста. Если бы вы спустились вниз к стойке размещения, мы смогли бы во всем разобраться.
— Сейчас? — Милли было трудно сконцентрироваться. — Вы хотите, чтобы я прямо сейчас спустилась?
Дежурная прощебетала:
— Если можно, это было бы чудесно. Жду вас через минуту!
Минуту?
Эта девушка, вероятно, шутит. Трубка, зажатая в руке Милли, замолкла. Маленькая мисс Веселая и Бодрая закончила разговор.
Регулярная работа кишечника. Милли могла бы поспорить на свою месячную зарплату, что кишечник у девицы очищается регулярно.
Но так ли это здорово? Что, если твой кишечник срабатывает, как часы, каждое утро в половине восьмого? И что, если ты в это время находишься в метро в толпе пассажиров?
Ха, это уже не будет здорово, верно?
Милли ополоснула лицо холодной водой в ванной, торопливо почистила зубы и причесала «утренние после вчерашнего» волосы, приведя их хоть в какой-то порядок.
Вернувшись в комнату, она обнаружила последствия не задернутых занавесок. На полу у окна лежал раскрытый чемодан, а в нем — ее белые брюки. К несчастью, там же находилась шоколадка «Виспа», которую она вчера днем развернула и съела наполовину. Оставшаяся половина расплавилась от жары и растеклась по белой штанине.
Мораль: если начал есть «Виспу», обязательно доедай до конца.
Брюки испорчены. Черт. Замшевое платье залито шампанским. Милли наклонилась, порылась в чемодане и вытащила самуюлучшую ночную рубашку — подарок Эстер на прошлое Рождество. Сшитая из тяжелого лилового шелка и украшенная темно-лиловой отделкой, она совсем не походила на обыкновенную ночнушку. В самом деле — тонкие лямочки, жесткий лиф, длина чуть выше колен — она легко могла сойти за летнее платье.