года в Таллине и 26 февраля 1928 года в Вильно прошли вечера Северянина под названием «Классические розы». Его выступление 2 ноября 1927 года в Даугавпилсе (Двинске) носило ещё более программный характер: «От “Громокипящего кубка” до “Классических роз”». Рейн Круус предположил, что к этому времени уже существовал какой-то вариант рукописи сборника с названием «Классические розы». Ранее, в 1925 году, первая публикация стихотворения «Запевка» сопровождалась пометой: «Из нового сборника “Чаемый праздник”» (впоследствии так был назван раздел книги). В интервью таллинской газете «Последние известия» от 5 июня 1925 года Северянин говорил, что стихи цикла «Чаемый праздник» написаны в марте 1925-го, а значит, были связаны с двадцатилетием его поэтического творчества.

Замысел сборника менялся с годами, а возможности издания были ограниченны. В письме Софье Карузо от 12 июня 1931 года Северянин отмечал: «А “Классические розы” всё ещё печатаются... Это уже похоже на анекдот: с января!»

Книга «Классические розы» включала 159 стихотворений и два перевода: стихотворения А. С. Пушкина «Мой портрет» (с французского) и Юлиуша Словацкого «Моё завещанье» (с польского). Стихи объединялись в шесть тематических разделов: «Чаемый праздник» (21 стихотворение), «Бессмертным» (4), «Девятое октября» (22), «На колокола» (6), «У моря и озёр» (41), «Там, у вас на Земле» (65). Текст печатался по старой орфографии.

Книга «Классические розы» полностью опровергала суждения критики об оскудении таланта Северянина. Она была итоговой и в то же время открывала новый период творчества поэта. Об этом говорит, например, дарственная надпись сыну:

«Дорогому сыну Вакху — стихи эстонского этапа

моего всемирного пути.

Автор. Toila. 8.IX. 1931 г.».

Экземпляр книги Северянин подарил президенту Эстонии Константину Пятсу с надписью:

«Многоуважаемому г. К. Пятсу — Главе Эстонии,

моей второй родины.

Игорь-Северянин. Tallinn, 22.Х. 1931 г.».

Заглавие «Классические розы» связывало поэта, как говорилось выше, с классической литературной традицией. О ней писал Владимир Владимирович Набоков, напоминая что «роза пылала на ланитах пушкинских красавиц. В кущах Фета она расцветала пышно, росисто и уже немного противно. О, какая она была надменная у Надсона! Она украшала дачные садики поэзии, пока не попала к Блоку, у которого чернела в золотом вине или сквозила мистической белизной». С первыми, классическими, розами связан другой важный мотив, воплощённый в этом хрестоматийном образе, — память об оставленной родине. Для Владислава Ходасевича так происходит восстановление духовной общности России и зарубежья. В стихотворении «Петербург» (1925, 12 декабря; вошло в сборник «Европейская ночь», Париж, 1927) он пишет о том, что «Привил-таки классическую розу / К советскому дичку».

Иначе раскрывается семантика образа в книге Георгия Иванова «Розы» (Париж, 1931), где поэт прощается с прошлым навсегда «Сквозь розы и ночь, снега и весну...». «Классичность» определяла принадлежность Северянина к каноническому литературному ряду и направление его творческой эволюции. Это сразу ощутили современники поэта, например, Георгий Адамович писал: «Северянин стал совсем другой, он больше не подвывает, а читает как все, вырос, стал мудр и прост».

Так мудро и просто пишет теперь Северянин о любви в стихотворении «Все они говорят об одном» (1927), посвящённом Сергею Рахманинову:

Соловьи монастырского сада, Как и все на земле соловьи, Говорят, что одна есть отрада И что эта отрада — в любви...

По-новому прозвучала в «Классических розах» и тема бессмертия, которая волновала Северянина с молодых лет, когда в стихотворении «Мои похороны» (1910) он писал, что его, «новейшего из новых», «похоронят (...как Суворова...)». Суворов похоронен в Александре-Невской лавре. На простой плите — надпись: «Здесь лежит Суворов». Северянин надеялся, что тоже заслужит право называться просто поэтом. Это странное пророчество исполнилось: он похоронен на Александро-Невском кладбище Таллина и на камне выбита краткая надпись: «Игорь Северянин».

В «Классических розах» тема бессмертия связана и с долгожданным возвращением на родину, туда, где «Моя безбожная Россия, / Священная моя страна!». Воссоединение с Россией означало для него обретение духовного бессмертия:

О России петь — что стремиться в храм, По лесным горам, полевым коврам... О России петь — что весну встречать, Что невесту ждать, что утешить мать... О России петь — что тоску забыть, Что Любовь любить, что бессмертным быть! («Запевка», 1925)

Одно из поздних выступлений Северянина 20 января 1938 года в обществе «Витязь» (Таллин) с лекцией о русской поэзии XX века носило символическое заглавие «Путь к вечным розам».

В такой ностальгической верности прошлому читатели Северянина видели порой собственную печаль о невозвратном и, несмотря на едкие критические отзывы, тянулись к его поэзам. В рецензии Петра Пильского (подпись «П») в рижской газете «Сегодня» от 15 сентября 1931 года после выхода книги «Классические розы» говорилось:

«С этим именем связана целая эпоха. Игорь Северянин был символом, знаменем, идолом лет петербургского надлома. Можно привести длинный ряд слов с этим корнем: “лом”: излом, надлом, перелом,— что-то перебалованное, оранжерейное, тепличное вырастало, зацветало на российской тёмной земле, — бедствовало, изгибалось и кокетничало. Кто не помнит успехов Игоря Северянина, его “грёзэрок”, “ананасов в шампанском”, “мороженого из сирени”? Всё изменилось. Умер Петербург, переродился Игорь Северянин».

Поэт мысленно не расставался с