— Мы нашли это на отмели недалеко от вашего дома еще в начале расследования, — пояснила Бони. — Тогда не поняли, что это за вещь. Мало ли странных обломков выносит река. Но мы на всякий случай сохранили ее. После того как вы показали нам кукол — Панча и Джуди, — все стало на свои места. Мы отправили дубинку в лабораторию.

— И?.. — спросил я, сохраняя бесстрастность.

Бони встала, глядя мне в глаза, и печально произнесла:

— На ней обнаружена кровь Эми. Теперь мы можем рассматривать дело как убийство. Мы полагаем, что перед нами орудие преступления.

— Погодите, Ронда!

— Игра окончена, Ник, — сказала она. — Игра окончена.

Начиналась следующая глава.

Спустя сорок дней.

Я нашла кусок старой бечевки и пустую бутылку из-под вина. И само собой, немного вермута. Я все приготовила.

Решимость. Потребуется решимость и сила воли. Задача поставлена.

Я прихорашиваюсь, чтобы нравиться Дези, — изящный цветок. Немного духов. Месяц взаперти — и моя кожа приобрела изысканную бледность. Косметики самую малость: чуть-чуть туши на ресницы, немного нежно-розовой пудры на щеки, блеск для губ. Облегающее розовое платье, которое он купил для меня. Ни лифчика, ни трусиков. Босиком, несмотря на выстуженное кондиционером помещение. Я вся горю и окружена облаком аромата, когда Дези, незваный и непрошеный, заявляется после ланча. Радостно приветствую, обнимаю, прячу лицо на его шее. Трусь щекой о его щеку. Трачу на него гораздо больше любезности, чем за все минувшие недели, и это его удивляет.

— Что случилось, дорогая? — спрашивает Дези растерянно, и я чувствую что-то похожее на угрызения совести.

— Ночью мне приснился жуткий кошмар, — шепчу я. — Там был Ник. Когда проснулась, мне так захотелось, чтобы ты был рядом. Даже утром. Весь день ждала твоего прихода.

— Если тебе хочется, я могу быть здесь все время.

— Мне хочется, — отвечаю и поворачиваю лицо, и Дези ничего не остается, как поцеловать меня.

Прикосновение его губ взывает тошноту, они скользкие и дрожащие, как рыба. В этом весь Дези — вежливый насильник, подавляющий женщину. Он снова целует меня холодными мокрыми губами. Ладони едва касаются моего тела. Поскольку я играю страсть, то притягиваю его к себе, засовываю язык в рот. Мне хочется его укусить.

Дези отстраняется.

— Эми, — говорит он, — это так неожиданно, все происходит так быстро. Я не желаю, чтобы ты принуждала себя, если тебе не хочется, если ты не решилась…

Я знаю, что он жаждет прикоснуться к моей груди, войти в меня; я хочу, чтобы это произошло как можно быстрее, едва сдерживаюсь, чтобы не впиться в него ногтями. Мой план реализуется слишком медленно.

— Решилась, — отвечаю я. — Кажется, я решилась давно, еще когда нам было по шестнадцать лет. Но тогда я боялась.

В моих словах никакого смысла, но ему они придадут уверенности.

Снова целую его, а потом предлагаю подняться в спальню.

Там Дези начинает раздевать меня, целуя места, никоим образом не связанные с эрогенными зонами, — то плечо, то ухо. А я в это время виртуозно отвлекаю его внимание от моих запястий и щиколоток. Просто трахни меня, и дело с концом! Через десять минут я хватаю его руку и сую себе между ногами.

— Ты в самом деле этого хочешь? — спрашивает он, слегка отстраняясь.

Прядь волос падает ему на лоб, как в школьные времена. Будто мы вернулись в комнату общежития, но уже с более успешным Дези.

— Да, любимый, — отвечаю я и застенчиво беру его за член.

Еще через десять минут Дези наконец-то расположился у меня между ногами и начинает нежно, медленно-медленно двигаться. Время от времени останавливается для поцелуев и поглаживаний, пока я не хватаю его за ягодицы, чтобы помогать.

— Трахни меня, — шепчу я. — Трахни меня как следует.

Он замирает:

— Может, не следует так, Эми? Я же не Ник…

Это уж точно.

— Я знаю, любимый, но я очень хочу тебя. Хочу, чтобы ты заполнил меня. Я чувствую себя такой пустой.

Он подчиняется. Я кривляюсь над плечом Дези, а он дергается еще пару раз и кончает. О, этот жалкий звук, который он издает… Я едва не запаздываю с имитацией охов и ахов, коротких удовлетворенных вскриков. Пытаюсь выдавить слезу, потому что он, скорее всего, представлял меня плачущей после первого секса с ним.

— Ты плачешь, любимая… — говорит он, выскальзывая из меня, и губами собирает слезинки.

— Это от счастья, — отвечаю.

Он уверен, что женщины должны так говорить.

После я сообщаю, что приготовила пару коктейлей, — Дези любит пить изысканные напитки в это время суток. Он порывается вскочить, накинуть рубашку и принести их, но я прошу его не покидать постель.

— Хочу услужить тебе хотя бы для разнообразия.

Сбежав на кухню, я наливаю в два стакана мартини. В свой добавляю немного джина и одну маслину. В стакан Дези — три маслины, джин, оливковый сок, вермут и три растолченные таблетки снотворного из тех, что у меня еще остались.

Когда я приношу коктейль, он долго принюхивается, пока я отпиваю из своего стакана. Мне необходимо слегка приглушить напряжение.

— Тебе не нравится мой мартини? — спрашиваю я, когда он делает первый глоток. — Я всегда мысленно представляла себя твоей женой и готовила для тебя коктейли. Понимаю, что это глупо… — Напускаю на лицо легкое недовольство.

— О нет, любимая, вовсе не глупо. Я всего лишь неторопливо предвкушал. Но… — Дези залпом опрокидывает стакан. — Если это так важно для тебя!

Его голова кружится от успеха. Он победитель. Член лоснится от свершений. То есть Дези сейчас неотличим от большинства мужчин. Вскоре он начинает клевать носом и засыпает.

Я могу приступать.

Спустя сорок дней.

Будьте на связи, ожидайте вызова в суд. Меня забрали и отпустили, подвергнув стандартной процедуре. Зачитали права, взяли отпечатки пальцев, сфотографировали. Вся эта круговерть заставляла почувствовать себя не живым существом, а какой-то промышленной продукцией, которую собирают на конвейере. Они производили Ника Данна, убийцу.

До начала судебных слушаний могли пройти месяцы. (Суд — одно это слово грозило довести меня до психоза, превратить в визгливого хохотуна.) Считалось, что я должен испытывать благодарность за оказанное доверие. Но ведь я не пытался скрыться, даже когда арест стал неизбежным. Возможно, Бони замолвила за меня доброе слово. Меня выпустили под залог и разрешили прожить эти месяцы в собственном доме, а потом я прокачусь в тюрьму, чтобы выслушать смертный приговор и быть уничтоженным государственной машиной.