их читать, даже письма от супруги, но остался просто сидеть у компьютера. И тихонько гладил по волосам девочку.

Его все меньше и меньше волновало окружение. Он позабыл, что окружение что-то о нем думало. Он замкнулся в себе. Что они думали о нем, было совсем неважно. Здесь, в Намибии, они могли думать что угодно.

Потом он открыл свой портфель и достал блокнот Тирзы. Он пролистал записанные ей СМС-сообщения, иногда его взгляд останавливался на каком-то предложении или небрежном рисунке. Наверное, она рисовала, когда болтала с кем-то по телефону. Некоторые люди любят рисовать, когда говорят по телефону, а он так никогда не делал.

Он достал ее ежедневник, пролистал до страницы, где были записаны ее электронный адрес и пароль от ящика.

Хофмейстер посмотрел на них, как будто это было послание. Может, оно предназначалось и не ему, но это было послание.

Тогда он набрал www.yahoo.com, вбил имя пользователя — Тирза, а потом пароль: ibi83.

Он увидел множество сообщений, которые отправил ей он сам, но они так и не были прочитаны, он увидел мейлы от ее друзей и подружек, письма от людей, о которых он никогда не слышал.

Он не стал читать все эти сообщения, а нажал на «Написать».

Компьютер работал очень медленно. Хофмейстер напряженно ждал, пока откроется новое окно.

Он напечатал свой собственный адрес и тему: «Наконец-то».

Ведь так и было: наконец-то.

С ребенком на руках он начал писать письмо.

«Милый папа, — набрал он, — прости, что ты так долго ничего от меня не слышал. Но я сижу в пустыне, а телефоны тут нечасто встречаются. Природа прекрасна».

Он остановился и посмотрел на девочку у себя на коленках.

— Это же правда, как ты думаешь? Природа же там наверняка очень красивая?

Он вытер лоб носовым платком, а потом вытер и голову девочки. Несмотря на кондиционер в интернет-кафе, они оба здорово вспотели.

Он начал печатать дальше: «Мы еще побудем здесь. А как только окажемся в цивилизованном мире, я обязательно позвоню. Не переживай. Я счастлива. Тут хорошо. Я как будто принцесса. Целую тебя, передавай привет маме. Тирза — солнечная царица».

Так она всегда подписывала свои письма и открытки: Тирза — солнечная царица.

А про принцессу она говорила ему, когда он однажды взял ее с собой на длинные выходные в Париж. Ванная у них в номере была невероятно огромная и очень красивая. По вечерам она сидела в ванне и кричала своему отцу, пока тот смотрел на кровати телевизор: «Пап! Я чувствую себя как будто принцесса!» Тогда он вставал и шел посмотреть на свою дочь в ванне. «Это правильно, — говорил он. — Именно так и должно быть!» И тогда он на некоторое время чувствовал себя легко, как будто ничто его не обременяло.

Он еще как минимум дважды перечитал только что написанное сообщение, а потом нажал на «Отправить».

Ребенок так и сидел у него на коленках. Ей было удобно. Она следовала за ним повсюду, наблюдала за всем, что он делал, слушала все, что он говорил, но при этом все как будто проходило мимо нее. Каиса не делала никаких выводов из всего, что видела или слышала.

Теперь он открыл свой почтовый ящик и прочитал сообщение, которое отправила ему Тирза.

— Тирза — солнечная царица, — сказал он. Скорее обращаясь сам себе, чем к девочке у него на коленках. Как будто он очень удивился тому, что сам только что написал. Как будто совсем этого не ожидал.

Он достал из внутреннего кармана телефон и набрал номер супруги, не отрывая взгляда от сообщения, которое прислала ему Тирза.

Она ответила почти сразу. Наверное, сидела в саду или в гостиной на диване. Разгадывала старую головоломку.

— Это я, — сказал он.

— Как дела? Есть какие-то новости?

Ребенок у него на коленках потянулся к клавиатуре. Он мягко убрал ее руки.

— Да, есть новости. Я получил мейл от Тирзы.

Хофмейстер продолжал смотреть на сообщение, которое только что написал сам. Ему казалось, что оно совсем незнакомое, что он еще недостаточно его изучил. Ему хотелось перечитать его еще раз. Выучить его наизусть.

— Она в пустыне, — сказал он.

— И что? У нее все хорошо? Что случилось? Почему она не позвонила и не написала раньше?

Голос у супруги звучал совсем не так, как обычно, как он привык.

— Все хорошо. Ничего не случилось.

Но супруга не успокоилась. Ее отношения с Тирзой всегда были сложными. И ей не стало легче оттого, что ее ребенок был жив. Хотя жизнь, конечно, с трудом можно назвать облегчением. Вот смерть, наверное, можно. Хофмейстеру стоило подумать на эту тему. Когда у него будет время. Он сам не понимал, чем он постоянно так занят.

— И что она пишет?

Хофмейстер прочитал ей сообщение полностью. Он был доволен. Выбор слов, короткие предложения. Сообщение не было слишком длинным, но в нем было все, что должно было быть. Ему понравились слова про принцессу. Они его растрогали.

— И что теперь? — спросила его супруга. — Ты вернешься домой?

Хофмейстер вытер губы. На этот вопрос он не рассчитывал. Он рассчитывал на любые вопросы, но не на этот.

— Сначала я поеду в пустыню, — сказал он. — Я навещу ее, раз уж я тут. Там, наверное, красиво. Пустота, кругом песок; наверное, именно так выглядела жизнь, когда она только начиналась. Жизнь.

Она некоторое время молчала. Как будто его супруге надо было подумать.

— А платье? — спросила она. — Платье, которое я тебе дала, ты отвезешь его ей?

— Конечно! Конечно, я его ей отвезу. Оно у меня в шкафу в номере. Непременно его возьму. Она очень обрадуется. Оно очень подойдет для пустыни.

— Позвони или напиши поскорей, — попросила она. — Только поскорее. Я так рада. И Иби тоже обрадуется. — В ее голосе слышалось какое-то странное сомнение.

«Она сомневается, — подумал он, — услышит ли меня снова». Так сомневаются, когда говорят о ком-то, кто навсегда исчез.

— Обязательно, — сказал он. — Обязательно тебе позвоню. Как только вернусь из пустыни, я сразу позвоню.

— Я по тебе скучаю.

Он переложил телефон к другому уху.

— Что ты сказала?

— Сказала как есть.

— Это совсем ни к чему, — сказал он. — Тебе не нужно по мне скучать. Я обязательно вернусь. И уже поздно, то есть поздно по мне скучать, поздно вообще по кому-то скучать.

— Здесь так пусто. Ты на меня за что-то сердишься?

Он посмотрел на ребенка у себя на коленях.

— Нет, не сержусь. То есть что делать, все происходит, как происходит. Я ни за