Авдеев

Просыпаюсь от истошного крика Саньки, какого хрена она вообще делает в моей квартире в такую рань? Точно пристрелю ее муженька.

— Ах ты кобелина, я, значит, на неделю к родителям, а ты сюда шалав таскаешь, — Саня орет так, что стены сотрясаются, не говоря уже о моей башке, это ж как я вчера нажрался-то, — я тебе покажу, как шлюх в моей постели трахать, стручок престарелый! А ты, пошла вон отсюда, пока я тебе все волосы не повыдергивала, — еще громче горланит дочь, срывая одеяло с лежащей рядом со мной девицы. Последняя явно не понимает, что происходит, но устрашающий вид Саньки, ее визг и огромный живот производят нужное впечатление — девка подскакивает с кровати, как кипятком ошпаренная.

— Ты кто такая? — визжит она, собирая разбросанную на полу одежду.

— Кто я? — продолжает сотрясать децибелами комнату Санька, — я его жена, — озадачивает она девицу и меня за одно, — а теперь пошла вон отсюда, или я тебя с голой задницей за дверь выставлю, — угрожает дочь, однако моя ночная гостья уходить не собирается, то ли от шока с места не двигается, то ли еще на что-то надеется, но эта угроза на нее явно не действует.

— А ты, сволочь такая, — теперь дочь обращается ко мне, — права была моя мама, когда говорила, что ты ни одной юбки не пропустишь, но ничего, я тебе устрою, завтра же подам на развод, и, будь уверен, без последних штанов тебя оставлю!

А вот эта угроза на девушку действует, рассчитывала она явно на богатенького папика, а не на утомленного разводом и дележкой имущества женатика, даже имени ее не помню. Где я ее подцепил вообще? Собравшись с завидной скоростью, гостья покидает мою квартиру, громко хлопнув дверью, бросив напоследок «козел».

— У тебя мороженное есть? — как ни в чем не бывало интересуется Саня. Это что, вообще, сейчас такое было и, куда спрашивается смотрит Демин? Какого хрена его беременная жена заявляется ко мне в квартиру с утра пораньше? Зря я его все-таки не пристрелил.

— Какого черта ты здесь делаешь? — рявкаю и тут же об этом жалею, голова раскалывается так, что в пору застрелиться.

— Ой, да не рычи, — она еще и смеется, воспитал на свою голову, — на вот, выпей, полегчает, — бросает рядом со мной бутылку воды и таблетки, — и оденься, пожалуйста, ты мужчина, конечно, привлекательный, но все же…., - хохочет засранка и, пока я прихожу в себя от ее выходки, выходит из спальни.

С трудом вылезаю из постели и добираюсь до душа, холодная вода немного приводит в чувства.

Саню застаю на кухне, возящуюся у плиты, ну хоть какая-то радость с утра — завтраком накормят. Однако даже несмотря на ее старания, желание придушить засранку никуда не делось. Восемь утра, суббота, мать ее! Я всю неделю, как проклятый вкалывал, уже сто раз пожалел, что согласился встать у руля компании ее родного отца. Нет, доход она приносит хороший, даже отличный, мы с Деминым ее из такого дерьма вытащили — вспоминать страшно, сейчас процветает.

— Так что за цирк ты здесь устроила? — спрашиваю, когда передо мной ставят тарелку с омлетом и кружку горячего кофе.

— Ой, да брось, — отмахивается Санька, — ты бы все равно ее выставил, я просто ускорила процесс — быстро и без истерик, и да, не за что.

— Я, может, впервые планировал серьезные отношения, — усмехаюсь, качая головой, помощница, блин, ремня бы надавать по заднице, видно зря не пользовался этим методом воспитания.

— Ага, рассказывай, — смеется дочь, принимаясь за еду, — ты наверно поэтому каждый раз с новой девицей из «Пламени» уходишь.

— Муж доложил? — интересуюсь, поднося ко рту вилку.

— Неа, Кир, — не задумываясь, выдает предателя Санька.

Вот же трепло, уже несколько месяцев работает на меня, а все равно, как верный пес передает информацию Саньке по первому требованию.

— Муж твой где? — перевожу тему, еще баб обсуждать мне с дочерью не хватало, девочка она уже, конечно, взрослая, но сути дела это не меняет.

— Так он уехал, — пожимает плечами Санька и улыбается грустно, — вчера еще, приедет только завтра вечером, а мне грустно как-то стало

— И ты решила заявиться ко мне в восемь утра, да? — уточняю, делая глоток из кружки.

— Я вообще-то соскучилась, — морщит носик, совсем, как в детстве, — я что-то не пойму, ты мне не рад что ли? — щурится дочь.

— Рад, очень рад, ешь давай, женушка, — киваю на тарелку, — стручок престарелый, значит? — напоминаю я, заставляя ее поперхнулась чаем и рассмеяться. Это же надо было такое ляпнуть, куда я вообще смотрел, когда ее воспитывал? Нет, точно ремня ей не хватало.

— Ну прости, — отсмеявшись произносит она, правда, сожаления в голосе как не было, так и нет, вот ничуть не стыдно ей, в кого такая выросла, — с престарелым я погорячилась, — добавляет спустя несколько секунд.

— Только с престарелым, а за стручка извиниться не хочешь? — прибью ее сейчас, малявку вредную.

— Ну так я не проверяла, — серьезно выдает она, поднявшись со своего места и начинает визжать, когда резко подскочив со своего стула, я начинаю надвигаться на нее.

— Спокойно, пап, — пятясь назад успокаивает меня дочь, продолжая при этом ржать в голос, — папа, держи себя в руках, — произносит сквозь смех.

— Я тебе сейчас по заднице надаю, — рявкаю я, — мелочь пузатая, — хватаю ее за руку и осторожно, чтобы не навредить пузожителю, тяну на себя, обнимаю за шею и хорошенько ерошу волосы на макушке.

— Да прекрати, — задыхаясь от смеха, выдыхает Санька и хватается за живот, — а то рожу раньше времени.

— Засранка ты, Сань, вырастил на свою голову, — улыбаюсь и целую ее в макушку.

Зараза мелкая, но люблю я ее больше жизни, и тот факт, что она мне не родная, не играет никакой роли. Малышкой была совсем, когда я ее к себе забрал и пусть растил я ее не в тех условиях, в которых должны расти девочки, но все же воспитал из нее сильную личность.

Демину в качестве ее мужа я по началу не обрадовался, но Санька сама сделала свой выбор, да и постоять она за себя в состоянии, мне скорее за нервные клетки ее мужа стоит переживать.

— Можно я у тебя останусь, пока Дима не вернется? — настороженно спрашивает она.

— Оставайся, — киваю, выпуская ее из объятий, — обломщица, блин.

— Ой, велика потеря — одно утро без секса, — закатывает глаза и возвращается за стол.

— Заноза ты в заднице!

Два месяца спустя

— Давай, папаша, за тебя! — киваю зятю и опрокидываю бокал. Санька два дня назад пацана родила, крупного, три шестьсот. Материла мужа так, что все родильное ее слышало, а этот только лыбу давил. Как курица наседка вокруг жены хлопотал, так достал ее, что не выдержав, та послала его по одному известному адресу, и меня вместе с ним, чтобы не потерялся.