Наконец-то отец отдал свой последний вздох, отлетел духом в Ирий. Не успело еще остыть его тело, а молодой Добруж вместе с отцовскими доверенными дружинниками, предусмотрительно щедро задаренными серебром и, главное, многими обещаниями, уже резал и сек мечами своих кровных братьев. Боялся, как бы те не опередили его, сами не надумали силой захватить власть.

Успел, хвала богам, никого в живых не оставил. Один остался наследником. Так всегда было, понимал Добруж, так устроили боги жизнь в Яви, что каждый, как может, карабкается все выше и выше, наступая на остальных. А как иначе? Не ты, так тебя! Из помета щенков выделяют лучшего, а остальных топят. Из молодых жеребят самого быстрого и сильного растят в боевого коня, а других при случае голода забивают на мясо. И у людей так же. Власть не терпит равных себе, давно догадался Добруж. Успел, опередил братьев — значит, он и есть самый лучший, самый твердый духом и скорый решениями, как подобает будущему князю.

А у богов разве не так? Тоже небось все расставлены по старшинству, размышлял он потом. Небось решил бы кто из средних богов занять место верхнего, быстро бы очутился в подземном мраке Кощея. Великан Свят-гора вот когда-то возмутился против богов, встал поперек их власти и до сих пор гниет под землей. Иначе никак… Кто-то должен стоять над всеми и направлять остальных!

Казалось, получив долгожданное, тут бы и успокоиться ему, утвердившись на княжьем столе. Но где покой, а где — он! Иные заботы, новые тревоги навалились на него чередой. Да так и не кончались с тех пор…

Почему он снова об этом задумался? В который раз за последнее время… Уставать начал? Стареет?

Когда-то в юности, мечтая сидеть на княжьем столе выше всех, чтоб остальные, заслуженные и седобородые, слушали его, как отца, Добруж и представить себе не мог, сколько забот с этим связано. Охранять от чужих набегов пределы владений, собирать дань с диких родов, всегда скалящих зубы исподтишка, мало ли?

Потом у самого начали подрастать сыновья, входить в силу и ум. Кто из них сейчас мечтает о его скорой смерти, чтоб самому сесть на княжий стол? Многие, Добруж знал об этом наверняка, сам был таким же юным и жадным. Конечно, он любовался на своих сыновей, надежду и продолжение рода. Но и опасался их. Поэтому пока не выделял никого в наследники, так спокойнее. Случись с ним что, братья сами разберутся между собой в кровавой сваре. Самый умный и сильный сядет на княжение. Так всегда было! Это дикие лесные люди почитают кровное родство как святыню, а им, повелителям, иной удел от богов, давно уже понял князь.

Добруж не забыл, как многие лета назад сам поторопил смерть старого, но еще могучего телом Добрыни, добавив ему в вечернее пиво несколько затейливых капель. Волхв Яремь приготовил ему такой настой. Это потом Яремя прозовут Черным, станет он колдуном, чье имя наводит ужас только упоминанием, страшным ликом и грозным духом. А тогда он еще был молодым и красивым. Давно дело было…

Князь и рад бы теперь забыть давнее подлое дело, да не получается. Боги тем более не забудут, когда придет ему срок кончить жизнь в Яви. Судить будут, и как бы не засудили… Впрочем, ладно, оправдается как-нибудь на последнем суде, успокаивал себя князь. Кто, как не боги, сделали его владетелем над всеми? Значит, с него и спрос особый, ему можно то, что другим нельзя.

Но — тревоги, тревоги…

А сейчас вот она — еще тревога, прямо перед глазами плывет, хорошо видная с высоты Толстой башни. Ладьи свеев проплывают мимо града Юрича. Убрав на безветрии свои яркие паруса, мерно плещут веслами, подгоняя себя вниз по течению. Острые, хищные, черненные смоляным варом ладьи страшных свеев скалятся костяными зубами деревянных зверей, искусно вырезанных на носах и задах. Грозно блестят вставными янтарными глазами, словно одним своим видом угрожая всем.

Пятнадцать деревянных коней привел в его земли морской конунг Рагнар Большая Секира, которого все теперь звали Рагнаром Одноруким. Однорукий, конечно, но все такой же яростный. Конунг и одной рукой способен сжать в ладони монету, чтоб она сплющилась в ком. Большой человек. И опасный, как голодный медведь по весне.

Недавно князь снова встречался с конунгом. Договаривались, чтобы Добруж пропустил дружину свеев через свои земли в южный набег. Князь помнил глаза конунга, твердые, спокойные, уверенные в своем превосходстве над остальными. Люди с такими глазами знают, чего хотят, и понимают, как этого добиться. А хотят они обычно многого. Страшный враг. Если он враг…

Пятнадцать ладей — большая сила. На каждое весло клади по два воина, гребущих попеременно, а весел у них общим числом почти четыре сотни, дозорные их ему уже сосчитали. Значит, не меньше восьми сотен воинов, а может, и больше. А что стоят свей в бою, князь сам видел неоднократно. Конунг Харальд со своей малой дружиной делал многое на ратном поле.

— Мы идем проходом в южные земли, мы не хотим воевать с тобой, князь. Пропустишь без сечи — уйдем без боя, — сказал ему Рагнар, когда они встретились для переговоров в полотняном шатре, специально поставленном воинами князя на берегу.

— Купцы, минуя Юрич, всегда платят за проход серебром. За это никто не смеет их тронуть в моих владениях, — рассказал морскому конунгу князь. Не удержался, намекнул слегка, не без этого.

Однорукий насмешливо оттопырил нижнюю губу, презрительно шмыгнул носом, потеребил бороду, где первая седина еще стыдливо пряталась среди белесых волос, заметил князь.

— Если кто-нибудь посмеет нас тронуть, в твоих владениях или в любых других, вряд ли он проживет долго. Мы — не купцы, мы никогда не платим серебром, только железом. Я не помню, чтоб кто-то спрашивал с моих воинов иную плату, — сказал Рагнар.

Князь понял его. Не стал настаивать. Вильнул словами и мыслями и рассказал, что всегда рад видеть такого знаменитого воина, слава о котором летит как ветер через все земли. Кто не слышал про конунга Рагнара, славного многими викингами? Конечно, он, князь, и подумать не мог, чтобы брать с него плату за проход. Но если свей встретят по дороге купцов, пусть не трогают их. Только поэтому, мол, он и затеял разговор о плате. Чтобы предупредить о купцах, которым обещана княжья защита и покровительство. Только поэтому…

Добруж давно уже ни с кем не говорил так бережно. Кипел внутри от ярости, но что делать? Однорукий конунг, слушая его, небрежно кивал, ничего не обещая. Добруж не понял, поверил Рагнар его отговорке или нет. Его серые глаза оставались непроницаемыми. Не было в них уважения к князю, но и гнева не было. Добруж по опыту знал, самые страшные враги те, которые без гнева, расчетливо бьют…

Восемь сотен железных свеев, опытных в боях и набегах, — великая сила. Горе тому народу, на чьи земли обрушится их волна, думал князь, наблюдая сверху.

В Юриче все ратники стояли при оружии и в полной броне. Вдруг свей передумают и полезут на крепость. Все может быть, если иметь дело со свеями. Войско князя ненамного меньше числом, да еще и горожан-мужиков можно вооружить, будет вдвое против свеонов… Правда, пришлые — яростнее… Зато перед ними стены, привычно прикидывал князь, взвешивая в уме возможную схватку.