Взгляд Эды заблудился в лабиринте его ветвей. Здесь и там сияли среди листвы плоды. У Эды пересохло во рту. Никакой напиток не мог бы унять жажды, которая забилась в ней от их вида.

Вернувшись в комнату, она прижалась лбом к прохладному розоватому камню стены.

Дома!

От басовитого ворчания у нее приподнялись волоски на загривке. Обернувшись, Эда увидела в дверях взрослого ихневмона:

– Аралак?

– Эдаз. – Его густой голос скрежетал, будто камень о камень. – В последний раз я видел тебя щенком.

Ей не верилось, что он так вырос. А был когда-то крошечным, умещался у нее на коленях. Теперь, мощный и широкогрудый, он был на голову выше ее.

– И ты тоже. – Улыбка смягчила лицо Эды. – Ты весь день меня сторожил?

– Три дня.

Ее улыбка погасла.

– Три, – пробормотала она. – Я и не знала, как ослабела.

– Ты слишком долго прожила вдали от дерева.

Аралак, мягко ступая лапами, подошел к ней, ткнулся носом в ладонь. Эда хихикнула, когда шершавый язык облизал ей щеки. Вспомнился писклявый комочек меха – одни глаза да любопытный нос – и как он спотыкался о собственный длинный хвост.

Одна из сестер нашла осиротевшего детеныша в Эрсире и принесла в обитель, где поручила их с Йонду заботам. Они выкармливали его молоком и кусочками змеиного мяса.

– Тебе надо искупаться. – Аралак лизнул ей пальцы. – Пахнешь верблюдом.

Эда поцокала языком:

– Вот спасибо! Ты и сам, знаешь ли, основательно благоухаешь.

Прихватив стоявший у кровати светильник, Эда пошла за ним. Аралак провел ее по туннелям и вверх по ступеням. Они разминулись с двумя лазийцами – сыновьями Саяти, служившими сестрам. Оба почтительно кивнули Эде.

В купальне Аралак подтолкнул ее носом:

– Иди. А потом слуга отведет тебя к настоятельнице. – Золотистые глаза глянули на нее мрачно. – С ней ходи обережно, дочь Залы.

Он ушел, помахивая хвостом. Проводив его взглядом, Эда шагнула в освещенную свечами купальню.

Эта комната, как и солнечные, располагалась на открытой стороне обители. Ветерок сдувал с воды пар, и он тянулся нитями морского тумана. Поставив на пол светильник и сбросив одежду, Эда спустилась в бассейн. Каждый шаг в воду уносил песок, грязь и пот, возвращая телу гладкость и обновляя его.

Она оттерла кожу мылом из золы. Вымыла из волос весь песок и отдалась теплу, гнавшему из костей усталость.

«Ходи обережно…»

Ихневмон не стал бы пугать ее зря. Настоятельница захочет узнать, отчего она так старалась задержаться в Инисе.

«Останься со мной, Эда Дариан…»

– Сестра.

Она обернулась. В дверях стоял один из сыновей Саяти.

– Настоятельница приглашает тебя отужинать с ней, – сказал он. – Одежда для тебя готова.

– Спасибо.

Вернувшись к себе, она неспешно оделась. Одежда – не форменная – соответствовала ее новому рангу претендентки. Оставив обитель послушницей, Эда выполнила задание обители и могла претендовать теперь на звание красной девы. Достойна ли она этой чести, могла решить только настоятельница.

Начала она с пелерины из морского шелка – сверкавшая золотом ткань накрыла ее до пупка. За ней последовала белая вышитая юбка. Стеклянный браслет украсил руку – руку меча, на шее повисли деревянные бусы. Влажные волосы она оставила свободными.

Новая настоятельница не видела ее с семнадцати лет. Наливая себе вина для храбрости, Эда наткнулась взглядом на свое отражение в плоскости столового ножа.

Полные губы. Глаза цвета дубового меда, над ними низкие прямые брови. Нос тонкий в переносице, расширяется к кончику. Все это было ей знакомо. Но Эда только сейчас заметила, как изменила ее зрелость. Яснее обозначились скулы, сошла детская пухлость. Появилась в ней и жесткость от того голода, что знаком только воительницам обители.

Такой она всегда мечтала вырасти. Словно вытесанной из камня.

– Ты готова, сестра?

Посланный вернулся. Эда оправила платье.

– Да, – сказала она. – Веди меня к ней.

Основав обитель Апельсинового Дерева, Клеолинда Онйеню отказалась от жизни принцессы и вместе со своими девами укрылась в Долине Крови. Свое пристанище они назвали в пику Галиану. Как раз в то время его рыцари на Инисских островах приносили обеты заложить святые обители. И в Юкале Галиан намеревался основать первую на Юге обитель.

– Я заложу обитель иного рода, – сказала Клеолинда, – и ее сада не осквернит ни один лживый рыцарь.

Мать сама стала первой настоятельницей. Ее сменила Саяти ак-Нара, от которой числили свой род многие братья и сестры обители, в том числе и Эда. Со смертью каждой настоятельницы красные девы выбирали новую.

Настоятельница сидела за столом с Кассаром. При виде Эды поднялась, взяла ее за руки:

– Милая дочь. – Она поцеловала Эду в щеку. – С возвращением в Лазию!

Эда ответила на поцелуй:

– Да не угаснет в тебе пламя Матери, настоятельница.

– И в тебе.

Светло-карие глаза вобрали ее в себя, отметили перемены, после чего старшая вернулась на свое место.

Мита Йеданья, в недавнем прошлом мунгуна – признанная наследница, была, должно быть, на пятом десятке. Фигурой она напоминала двуручный меч – была широка в плечах и долговяза. У нее, как у Эды, в предках числились и лазийцы, и эрсирцы и кожа была цвета обласканного волной песка. Черные волосы, уже с проблесками серебра, заколоты деревянной шпилькой.

Со своего насеста приветственно закурлыкал Сарсун. Кассар уже наполовину разобрался с ягнятиной в бульоне из йогуша. Он оторвался от еды, чтобы улыбнуться Эде. Та села с ним рядом, и сын Саяти поставил перед ней миску вареных земляных орехов.

По всему столу красовались блюда с кушаньями. Белый сыр, медовые галеты, пальмовые плоды и абрикосы, горячие лепешки с нутом, рис с луком и мелкими помидорами, вяленная на солнце рыба, отварные моллюски, полоски красных бананов с пряностями. Эда без малого десять лет скучала по таким лакомствам.

– Нас покидала девочка, а вернулась женщина, – заговорила настоятельница, пока сын Саяти наполнял Эде тарелку до краев. – Не хочу тебя торопить, но нам нужно знать, при каких обстоятельствах ты оставила Инис. Кассар говорил об изгнании.

– Я бежала, спасаясь от ареста.

– Что случилось, дочь?

Эда налила себе из кувшина с финиковым вином, выигрывая минуту на размышление.

Она начала с Трюд утт Зидюр и ее связи с оруженосцем. Рассказала о заморском путешествии Триама Сульярда. Напомнила о Румелабарской скрижали и изложила теорию, выведенную из нее Трюд. Теорию космического равновесия – между огнем и звездами.