— Надо спешить, — беспокойно сказал шаман.

В эту минуту тварь, изловчившись и что-то пробулькав, попыталась достичь предательницы-крысы: первый удар тяжелого хобота пришелся по земле, второй — по клетке. Посыпались искры, затрещал бамбук. Но клетка устояла, лишь наполовину вошла в землю.

Мамур направил на тварь зеркальцем острый луч. Она с уханьем пропала.

Они стерли круги. Разровняли землю. Собрали корзину. Крыса верещала, умоляя выпустить ее, но шаман со словами:

— Ты еще нужна, — накинул на клетку черную ткань со звездами, отчего верещанье перешло в писк и смолкло».

— Как может человек сидеть на ветках? Бегать быстрее лошади? Загонять деревья в семена? Не бывает такого! Глупости все это, — заключила Ната, встав с дивана.

Гоглик складывал листы.

— Д а?.. А как Бог на небе сидит? — равнодушно возразил он, распечатывая очередную пачку американской жвачки и принюхиваясь к божественным запахам из кухни. — Меня бабушка в церковь таскала несколько раз. Говорит, Бог улетел на Небо и оттуда на нас смотрит! Если Он там, в пустом воздухе сидит, то почему на дереве человек сидеть не может? На деревьях хоть ветки есть, а на Небе что? За что ухватиться? Бери! — он проводил взглядом жвачку, исчезнувшую в Натиных губах.

На этих губах он однажды видел помаду — они пошли в кино, и Ната тайком подкрасилась, как взрослая. Ей очень шло, но привлекало внимание чужих мальчишек, что было крайне нежелательно и даже опасно. Но что делать?.. Без драк не обойтись, если хочешь ходить в кино с самой красивой девочкой во дворе. Да что там во дворе — в районе! В городе! В мире!

А Ната представляла себе эту ночь, луг, вой трубы…

— Ничего, в сказках бывает, — успокоила она себя. — Вот только дальше что будет? Поймают его?

— Наверное… Ведьма же предала его… А вот ты могла бы так, ночью, в какой-нибудь степи одна гулять?

— Я даже на кухню ночью за водой одна идти боюсь, бабушку бужу… А это что такое? — увидела она возле дивана заточенную отвертку.

— Надо, — загадочно произнес Гоглик.

Не мог же он, в самом деле, признаться, что с помощью заточки намеревался в случае чего защищать ее от хулиганов! Отвертка была украдена на ненавистных уроках труда, где весь год либо точили железки, либо паяли провода. Ко всему надо быть готовым, если твоя девочка такая красивая!..

— Ну, мне пора, — начала собираться Ната (мама велела долго у больного не задерживаться и близко к нему не сидеть, чтобы не заразиться перед концом четверти, хотя по румяному лицу Гоглика ясно, что болезнью тут и не пахнет).

— Мороженое?

— Нет, не хочу.

Гоглик попытался склонить ее к игре в «дурака» или «ведьму», но тщетно. Она навострила уши — в передней что-то звенело и звякало, кто-то разговаривал. Очевидно, пришли первые навещатели.

— До завтра, тяжелобольной! — потрепала она его по руке, отчего мальчик, почувствовав прилив бодрости, хотел проводить гостью до дверей, но тут в комнату сунулась бабушка с тарелкой шипящих бифштексов:

— Только что поджарила, свеженькие!

— Спасибо, я мяса не ем, — отказалась Ната.

А Гоглик остался лежать и не преминул попробовать и свеженьких: всем известно, что для больных главное — хорошее питание, а для тяжелобольных оно должно быть хорошим вдвойне!

На очередном допросе майор так избил Бати, что тот раскололся по всем статьям: назвал имена грабителей дяди, Нугзара и Сатану, сообщил их адреса и телефоны, а от себя добавил, что у Сатаны есть брат, тоже бандит, который сидит в Ортачала,[54]а отец Сатаны в свое время зарубил топором свою первую жену за измену…

Майсурадзе предупредил его, что если он что-нибудь утаил или солгал, то будет очень плохо, намного хуже, чем было до сих пор. А вот если поможет следствию, то стоит подумать, что с ним делать дальше.

— Знаешь, на сколько ты тянешь, подонок?

Бати пожал плечами.

— На много, — сам ответил майор. — Изнасилование, грабеж, смерть, наводка, наркотики — это все не шутки! Интересно, соберешь ты столько денег, чтоб откупиться?..

Сомневаюсь… Иди и все, что про бандюг рассказал, напиши подробно.

Не успели увести Бати, как позвонил прокурор Рухадзе. На его окольные расспросы о деле гинеколога майор нехотя ответил, что следствие идет. А почему это интересует прокуратуру?

— Мы с покойным иногда в карты играли, — пояснил Рухадзе.

— А-а… — протянул майор. — В карты? Первый раз слышу…

— Да, иногда играли, — нехотя повторил прокурор, не предполагавший, что на него у майора давно лежит тайное досье, где игра в карты на бешеные деньги едва ли не самый невинный факт. — Вдова Баташвили сказала мне, что задержан ее племянник. В чем дело? Наркотики?

— Многое, — уклончиво ответил Майсурадзе. — И наркотики тоже.

Прокурор не стал расспрашивать дальше, перевел разговор на какую-то дребедень и отключился.

Итак, Бати назвал двоих преступников. Один, Нугзар, был известный вор в законе. О другом, Сатане, майор справился у коллег — тоже, оказывается, крепкий орешек, трижды судим за бандитизм. Где они теперь — никто, разумеется, не ведал. Майсурадзе знал их адреса, но посылать к ним домой никого не стал, боясь вспугнуть родных и понимая, что дома они сидеть не будут. Но их надо брать как можно скорее, пока они не успели разбазарить и профукать награбленное у гинеколога.

Потом появилась одна идея. Он велел Маке приволочь из подвала Бати и тут же огорошил его:

— Слушай, подонок, ты должен помочь взять Нугзара и Сатану.

— Как?! Я же сижу!

— Они наверняка к тебе часто ходили. Где вы сговаривались грабить дядю? У тебя на хате?

— Нигде не сговаривались. Я просто накол дал — и все. Хотя зачем им мой накол… И без меня весь город знал, что дядя богатый… Они ко мне и не ходили никогда. Что им у меня делать? — начал Бати в страхе отнекиваться, но майор выразительно положил руку на его «дело», и тот смолк.

— Может, еще кое-кто интересный к тебе по старой памяти заглянет… Кто еще к тебе таскается?

— Никто. Я ее вообще сдавал раньше, только недавно жилец съехал…

— Короче, будешь сидеть дома у телефона, а с тобой наши люди подежурят. Ясно?

Бати открыл рот от удивления. Маке эта мысль тоже совсем не понравилась, поскольку он сразу сообразил, что сидеть в засаде с этим придурком придется именно ему.

Но майор безмятежно смотрел на Бати голубыми льдистыми глазами:

— Вот так. А пока иди и пиши все, как Важа Пшавела.

Трубадур сраный!