Однако именно из этого отсутствия контроля рождается ее неуверенность; в своих мечтах она бесконечна; тем не менее она отчуждена в персонаже, которым предлагает другому восхищаться; персонаж этот зависит от чужого сознания: она подвергается опасности в двойнике, с которым отождествляет себя, но присутствие которого претерпевает пассивно. Вот почему она уязвима и тщеславна. Малейшая критика, насмешка ставит под сомнение ее целиком. Она извлекает свою ценность не из собственных усилий, но из переменчивого одобрения окружающих. Ценность эта определяется не ее личной, особой деятельностью, она создается приговором общественного мнения; поэтому кажется, что она может быть измерена количественно; но если товара слишком много, он теряет в цене: поэтому девушка может быть неповторимой, исключительной, замечательной и невероятной, только если таковым не является никто другой. Ее подруги – это соперницы, враги; она пытается испортить их репутацию, устранить их; она ревнива и недоброжелательна.

Мы видим, что все недостатки, в которых упрекают девушку, суть лишь выражение ее положения. Тяжкий удел – чувствовать себя пассивной и зависимой в возрасте надежд и честолюбия, в возрасте, когда кипит воля к жизни, к завоеванию своего места на земле; именно в этом завоевательном возрасте женщина осознает, что никакие завоевания ей не дозволены, что она должна отречься от себя, что ее будущее зависит от прихоти мужчин. Какие бы общественные или сексуальные устремления ни рождались в ней, все они обречены остаться неудовлетворенными; все ее жизненные и духовные порывы пресекаются. Понятно, что ей нелегко восстановить равновесие. Ее изменчивое настроение, слезы, нервные припадки – не столько следствие физиологической слабости, сколько признак ее глубокой неприспособленности.

Однако девушке, избегающей этого положения с помощью тысячи неподлинных обходных путей, иногда вдруг удается принять ее самым подлинным образом. Ее недостатки раздражают, но порой она удивляет своими выдающимися достоинствами. И те и другие одного происхождения. Отказ от мира, тревожное ожидание, небытие она может превратить в трамплин и выделиться из мира в своем одиночестве и свободе.

Девушка скрытна, она страдает, ее мучат сложные конфликты. Эта сложность обогащает ее, ее внутренняя жизнь оказывается глубже, чем у братьев; она внимательнее к движениям своего сердца, и они тем самым становятся тоньше и разнообразнее; она лучше разбирается в психологии, чем мальчики, преследующие внешние цели. Она способна обосновать свой бунт, противопоставляющий ее миру. Она избегает ловушек серьезности и конформизма. Ее не может обмануть согласная ложь окружающих, она иронична и проницательна. Постоянно ощущая двойственность своего положения, она способна не только на бесплодные протесты: ей может хватить мужества усомниться в общепринятом оптимизме и готовых ценностях, в лицемерной успокоительной морали. Такова, например, трогательная Мэгги из «Мельницы на Флоссе», Мэгги, в которой Джордж Элиот воплотила свои юношеские сомнения и отважный бунт против нравов викторианской Англии; герои романа – в частности, брат Мэгги Том – упрямо следуют общепринятым принципам, превращают мораль в застывшие формальные правила; Мэгги пытается привнести в нее живую струю, опрокидывает их, идет до конца в своем одиночестве и выходит за рамки склеротичного мужского мира как воплощение чистой свободы.

Девушка-подросток может использовать свою свободу лишь негативно. Однако благодаря тому, что ее душевные силы остаются незанятыми, в ней может развиться драгоценная восприимчивость; тогда она будет преданной, внимательной, понимающей, любящей. Именно такое кроткое великодушие отличает героинь Розамунды Леманн. В «Приглашении к вальсу» мы видим, как Оливия, еще робкая, неловкая и не склонная к кокетству, с волнением и любопытством вглядывается в мир, в который она вступит завтра. Она всем сердцем внимает сменяющим друг друга партнерам по танцу, старается давать им ответы, которых они ждут, она на все отзывается, трепещет, принимает то, что ей предлагают. Героиня «Пыли» Джуди обладает такими же привлекательными качествами. Она не отказывается от радостей, свойственных детству, любит ночью купаться голышом в протекающей в парке реке, любит природу, книги, красоту, жизнь; в ней нет нарциссизма, она правдива, лишена эгоизма, не пытается возвеличить свое «я» за счет мужчин; ее любовь – это дар. Она отдает ее любому, кто ее пленяет, и мужчине, и женщине, и Дженнифер, и Роди. Отдавая себя, она не теряет своего «я»: живет независимой жизнью студентки, у нее есть собственный мир, свои проекты. Но от юноши ее отличает нежная кротость и выжидательная позиция. Несмотря ни на что, она тонко предназначает себя Другому: Другой обладает в ее глазах такими чудесными свойствами, что она одновременно влюблена и во всех молодых людей из семьи соседей, и в их дом, и в их сестру, и во всю их жизнь; и Дженнифер пленяет ее не столько как подруга, сколько как Другой. Роди и его кузенов она очаровывает своей способностью подчиняться их воле, считаться с их желаниями; она – само терпение, мягкость, согласие и молчаливое страдание.

Тесса из «Верной нимфы» Маргарет Кеннеди не похожа на Оливию, но и она пленяет нас своим сердечным отношением к дорогим ей людям; она непосредственна, диковата и бескорыстна. Она отказывается поступаться собой даже в мелочах: женские украшения, румяна, притворство, лицемерие, показное изящество, осторожность и покорность ей не по нраву; ей хочется быть любимой, но она не согласна носить маску; она приспосабливается к настроению Льюиса, но без всякого раболепства; она понимает его, чувствует все движения его души, но, если им случается поссориться, Льюис знает, что ему не удастся подчинить ее лаской: если властную и тщеславную Флоренс можно победить поцелуями, Тессе удается чудо: любя, она остается свободной, и поэтому в ее любви нет ни враждебности, ни гордыни. Ее естественность привлекает не меньше, чем ухищрения; она не уродует себя, для того чтобы понравиться, не принижает себя, не превращается в объект. Она живет в окружении музыкантов, отдающих себя без остатка творчеству, но не чувствует в себе этого всепожирающего демона; зато она всем своим существом любит их, понимает, помогает им и делает это легко, движимая нежным и непосредственным великодушием; именно поэтому она остается независимой даже в такие моменты, когда забывает о себе ради других. Благодаря своей чистой подлинности ей удается избежать всех конфликтов отрочества; она может страдать от жестокости мира, но не от собственной раздвоенности; в ней все гармонично, как в беззаботном ребенке или в мудрой женщине. Чувствительная и великодушная, восприимчивая и пылкая девушка вполне готова к глубокой любви.

Если же она не находит любви, она способна погрузиться в поэзию. Поскольку она не действует, она наблюдает, чувствует, замечает; какая-нибудь краска или улыбка находят в ней глубокий отклик; ибо ее судьба зависит не от нее, и она собирает ее по кусочкам, любуясь древними городами и изучая лица зрелых мужчин. Она изучает мир на ощупь и на вкус хотя и страстно, но более бескорыстно, чем юноша. Плохо вписанная в человеческий мир, она с трудом приспосабливается к нему и, как маленький ребенок, многое видит в нем по-своему; вместо того чтобы заботиться о своей власти над вещами, она озабочена их значением, замечает их необычные очертания, неожиданные превращения. Лишь изредка она чувствует в себе творческую отвагу, да и технические приемы, которые помогли бы ей выразить свои чувства, незнакомы ей; но в ее беседах, письмах, литературных заметках и набросках иногда проявляется необычное видение мира. Девушка пылко устремляется вовне, потому что ее трансценденция еще не загублена; и в силу того, что она ничего не свершила и не стала ничем, ее порыв преисполняется страстью: ощущая в себе пустоту, не ведая ограничений, из глубины своего небытия она стремится достичь всего. Вот почему она будет питать особую любовь к Природе: она обожествляет ее даже в большей степени, чем юноша. Необузданная, не зависящая от человека Природа яснее всего выражает целостность всего сущего. Девушка еще не завладела ни одной частицей вселенной, именно поэтому она может принадлежать ей вся, и, овладевая ею, она гордо вступает во владение собой. Колетт в «Сидо» много рассказывает об этих юношеских оргиях: