— С какой‑то особой целью?

— Да нет. Наверное, можно сказать, что мне захотелось посмотреть, как идут дела в церкви моего отца.

— Ну и как? — осторожно поинтересовался Сэмюэль.

— Великолепное здание.

— Да, действительно. — Сэмюель поудобнее устроился в кресле и отставил трость. — Я должен чем‑нибудь угостить тебя. Может, хочешь содовой? Печенья? Чувствуй себя как дома. — В крошечной кухоньке стоял холодильник, микроволновка и висело несколько шкафчиков.

Тимоти налил чай со льдом в два стакана. Улыбающийся Сэмюель взял стакан, помешал напиток и сделал глоток. Тим даже не забыл добавить лимон.

— Великолепно. Как раз как я люблю. Итак, о чем мы говорили?

— Вы получаете записи собраний отца?

—Угу.

— И как?

— Твой отец — замечательный оратор.

— Да, я знаю, и все же… — Тим ждал, внимательно вглядываясь в лицо Сэмюеля.

Старик не собирался сплетничать об отце Тимоти, не собирался он и делиться своими мыслями по поводу манеры Пола Хадсона проповедовать. Он уже говорил обо всем этом с Господом. Много раз.

— Ты окончил среднюю школу. Что теперь собираешься делать? Тимоти откинул голову на спинку кресла.

— Я еще не решил. Наверное, стоит поработать годик, подумать, чего я хочу. Меня уже берут в четыре университета.

— Хорошо. А в какие?

— Калифорнийский университет в Лос–Анджелесе, университет в Беркли, Калифорнийский государственный в Сакраменто и альма–матер папы и мамы — христианский университет на Среднем Западе.

— Кажется, ты уже передумал становиться ковбоем? — улыбнулся Сэмюель.

Тимоти криво усмехнулся:

— Может быть, мне стоит вернуться к этой идее. Перееду в Монтану. Подальше от всех, кто хочет как‑то влиять на мою жизнь. Я все еще не знаю, что выбрал для меня Господь. Спрашиваю Его уже два года, перебрал почти все.

Тимоти говорил о Боге так, словно был знаком с Ним очень близко.

— И не можешь придумать, куда пойти учиться?

— Я даже не уверен, что вообще хочу учиться, Сэмюель.

— Денежные проблемы?

— Дело совсем не в деньгах. Мама и папа откладывали деньги на мою учебу с самого моего рождения. Их, конечно, немного, но можно подрабатывать. Папа подталкивает меня к христианскому университету Среднего Запада. Семейная традиция в третьем поколении, как он говорит, будто все уже решено. — Саркастическая улыбка парня напомнила Сэмюелю его отца, Пола Хадсона. — По–моему, впервые отец мной доволен. — Он тряхнул головой и отвернулся. — Но все дело в том, что я абсолютно уверен — Господь этого не хочет.

— Откуда ты знаешь?

— Я ощущаю какое‑то беспокойство. Я подавал документы, только чтобы угодить отцу. А теперь жалею об этом. — Он поднялся и высунулся из окна, глядя во двор. — Все так сложно.

— Когда придет время, ты узнаешь, чего от тебя ожидает Господь.

— Очень надеюсь. Но если я пойду не в христианский университет, отец расстроится. А я не знаю, как поступить правильно.

— Все зависит от того, кому ты хочешь угодить.

Тим смотрел на Сэмюеля, и было видно, что он все прекрасно понимает.

— А как насчет заповеди чтить отца и мать?

— Первая и наибольшая заповедь — возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душой и разумением, Тимоти. Вторая — возлюби ближнего твоего, как самого себя. На этих двух заповедях утверждается весь закон и пророки Ветхого Завета[65]. Верность этим заповедям Христос доказал Своей жизнью, смертью и воскресением. Мы должны следовать за Иисусом, а не за людьми, как бы сильно мы их ни любили.

— Все ясно и просто в теории, Сэмюель. Но очень трудно соблюдать эти заповеди в жизни.

— А никто и не обещал, что будет легко. С самого начала времен идет великая духовная битва. Даже Иисусу пришлось в ней сразиться. Помнишь, как Он молился в Гефсиманском саду? «…Не Моя воля, но Твоя да будет»[66]. Вся жизнь такова. Разум и сердце — поле битвы с сатаной. Христос и Слово Божье — твоя сила и защита.

Тимоти снова сел. Наклонившись вперед, он уперся локтями в колени.

— Я беспокоюсь о маме. — Он резко поднял голову. — Она ничего вам не рассказывала?

— Она много о чем рассказывает мне.

— О чем‑то таком, что мне следует знать?

— Нет, раз она сама тебе ничего не сказала. — Юнис всегда обращалась к Эбби за советом. Несколько раз она приходила и к нему в тревожные минуты, но так и не решилась сказать, что же ее беспокоило. Ее скрытность подсказывала Сэмюелю, что дело касалось Пола, но он никогда не считал себя вправе расспрашивать ее либо давить на нее.

Тим пожал плечами:

—У мамы с папой что‑то разладилось. Не знаю, что именно. Отец часто раздражается, скрытничает. Они с мамой разговаривают, словно чужие. И только на бытовые темы.

— Брак — очень нелегкое дело, Тимоти.

— Да, я слышал. Но разве у них не должно получаться лучше, чем у остальных? Они оба заняты исключительно церковными делами. Мама стала какой‑то нервной. Она никогда не была такой. — Тимоти еще раз пожал плечами и выглянул в окно. — Мне кажется, она изо всех сил старается занять себя. Пытается создать видимость благополучного брака. Она уверяет, что все замечательно, но у меня такое ощущение, что все как раз наоборот. Не знаю, верит ли она сама в это или только надеется. Возможно, она притворяется больше ради себя самой, чем для окружающих. Я ничего не знаю, Сэмюель. Но я очень хочу разобраться, что же происходит. Выглядит все как обычно, но… чего‑то не хватает.

— Когда ты говоришь «хочу разобраться», ты имеешь в виду, что хочешь все исправить, так?

— Конечно, если это в моих силах.

Сэмюель вспомнил о тех жертвах, которые пришлось принести Юнис Хадсон, и подумал, а способен ли ее сын на такое.

— Почему мать отвезла тебя в Лос–Анджелес?

Тимоти насторожился:

— У нас с папой появились трения.

— И почему она тебя там оставила?

— Она сказала, что мне нужен простор, чтобы понять, кто я такой, кроме того, что я сын Пола Хадсона.

— Думаешь, ей легко было решиться?

— Конечно, нелегко. — Тим скривился. — Да и сейчас непросто. Она плачет всякий раз, когда уезжает.

— Хочешь совет?

— Да. Это одна из причин, по которой я здесь.

— Ладно, слушай. Бери пример с матери. Не вмешивайся. Отойди. Молись. И увидишь, чего желает Господь.