— Я подумал, если поговорить с отцом…

И тут Сэмюель увидел в Тимоти Пола Хадсона.

— Так, — он слегка улыбнулся, — ты знаешь, как поступать правильно. Верно? Ты вообразил, что можешь указать своему отцу, как ему следует жить, как сделать мать счастливой. — Сэмюель покачал головой. — Горячая, самонадеянная молодежь.

Лицо Тимоти стало пунцовым.

— У меня появилось ощущение, что их брак начинает разваливаться, а я не хочу наблюдать со стороны и молчать.

— Кто‑то из них просил твоего совета?

—Нет.

— Тогда не нужно вмешиваться. Позволь Господу творить, лепить и переделывать. И рушить тоже. Помни об этом. То, каким мы видим Бога, определяет и то, как мы Ему служим. И зачастую это значит, что мы не должны вмешиваться в дела Божьи. — Яснее выразиться уже невозможно.

— Советуете мне уповать на Господа?

— Именно.

— Но я слишком нетерпелив.

Сэмюель улыбнулся:

— Не нужно представлять себя Одиноким ковбоем[67]. Люди начинают создавать своих собственных божков, когда Господь не подстраивается под их расписание, программу, план, расчеты. И все из‑за иллюзии контроля над собственной жизнью. Пока не случается несчастье.

Как и надеялся Сэмюель, Тимоти сменил тему разговора, спросив о его здоровье. Сэмюель рассказал ему про инсульт. И хотя это был микроинсульт, он все‑таки внес изменения в его жизнь.

— Больше всего мне жаль, что я не могу водить машину, я ведь не желаю размазать кого‑то по асфальту. Одно дело убить себя, а другое — прихватить с собой еще кого‑то. — У него по–прежнему были права и его автомобиль, правда, ни то, ни другое больше не было ему нужно.

Сэмюель пригласил Тимоти пообедать с ним в столовой на первом этаже. Он позвонил менеджеру, Глэдис Таунсенд, и сказал, что у него гость.

— Почти все спускаются к обеду, — сообщил он Тимоти.

Для некоторых это был единственный шанс побыть на людях, если они не посещали многочисленные кружки, которые работали всю неделю. В этих кружках можно было заняться всем чем угодно: от складывания паззлов до тай ши. Сэмюель ходил в кружок живописи маслом. Раз в неделю. Правда, он не показывал свои картины никому, у кого еще было неплохое зрение.

Сэмюель представил Тимоти своим соседям по столу: Бесси Энрайт, Тому Ориону, Фоли Хаддлстону, Лорейн Крамер и Шарлотте Уитком. Обменявшись приветствиями, все, кроме одного, сказали, что рады новому знакомству.

— Еще один длинноволосый хиппи. — Том Орион наклонился вперед, приподняв подбородок. — Хорошо, что не красится в синий цвет, как мой внук. У вас есть татуировки?

— Нет, сэр.

— А у меня есть.

Шарлотта пришла в ужас:

— Том, никому не интересно на них смотреть.

Бесси похлопала Тимоти по руке:

— Он слишком молод, чтобы быть хиппи.

— Но ведь у него длинные волосы.

— Длинные волосы — это просто прическа, — возразила Лорейн. — У моего любимого актера в сериале «Дни и годы» тоже длинные волосы.

— Да это же дурацкая мыльная опера! Неудивительно, что у тебя вместо мозгов каша.

Лорейн надела очки и посмотрела на Тома поверх них:

— Лучше уж смотреть мыльные оперы, чем слоняться по вестибюлю и ругаться с персоналом.

— Я не ругаюсь.

— Ты постоянно скулишь и ноешь, — вмешалась Шарлотта, поддерживая Лорейн.

— Орион, — вдруг произнес Тимоти. — В сентервилльской школе был тренер по фамилии Орион.

— Мой сын.

— Как только он пришел, наша футбольная команда начала выигрывать.

Было очевидно, что Тимоти унаследовал от матери ее деликатность. Том Орион моментально забыл про свои жалобы. А Шарлотте, Лорейн и Бесси манеры и внешний вид Тимоти стали нравиться еще больше. Они минут десять послушали воспоминания Тома о футбольных матчах, а потом Шарлотта перебила его и спросила, есть ли у Тимоти девушка.

— Нет, мэм. Во всяком случае, ничего серьезного.

— А у меня есть внучка, очень симпатичная.

— Он живет не в Сентервилле, Шарлотта, — вставила Лорейн. — Он здесь в гостях.

— Как жаль, из них бы получилась прекрасная пара.

Лорейн погладила руку Шарлоты:

— Твоей внучке уже сорок четыре.

Но Шарлотта не собиралась сдаваться.

— А сколько вам лет, Тимоти?

— Только исполнилось девятнадцать.

Сэмюелю понравился и обед, и беседа. Тимоти явно чувствовал себя свободно со всеми. Даже Том развеселился и заговорил про старые времена в Сентервилле, когда в городе было больше садов и виноградников, чем районов. Они прекрасно посидели, пока не появилась бригада уборщиков и не попросила выйти, чтобы можно было привести зал в порядок. Тимоти помог дамам подняться и пожал руки Фоли Хаддлстону и Тому Ориону.

Уходя, Том сказал Сэмюелю:

— Хороший парень. — Это была наивысшая похвала старого сварливого мясника.

Бесси Энрайт проводила их до самого лифта.

— У тебя такой милый внук, Сэмюель.

Сэмюель не стал говорить, что они не родственники. Через десять минут она вовсе забудет, что Тимоти приходил к ним.

Сэмюель и Тим вошли в лифт.

— Тебе понравился обед?

— Вкусная еда. Очень приятные люди.

— Одинокие люди. Некоторых совсем забыли. С тех пор как я сюда переехал, Бесси Энрайт не навестил ни один родственник. Ее дети и внуки живут на западе.

Сэмюель сказал об этом Юнис, и в следующий же свой визит она зашла и к Бесси, принесла африканскую фиалку для ее коллекции.

— Ты поживешь у родителей, пока не решишь, где будешь учиться?

— Нет. — Тимоти покачал головой. — У меня билет на автобус на сегодняшний вечер. Со следующей недели я выхожу на работу. На стройку.

— На стройку?

— Буду подносить раствор. — Он усмехнулся. — Говорят, от этой работы прекрасно развивается мускулатура. — Он согнул руку.

— За тобой заедет мать?

—Нет.

— Бабушка?

— Она уехала вчера.

Сэмюель не мог даже предположить, что Пол Хадсон выделит время в своем графике, чтобы подвезти сына.

— Как же ты доберешься домой?

— Так же, как и сюда, пешком.