93

В книге Райан, услышав выстрелы, просто достает собственное оружие и говорит о том, что до вступления в ЦРУ он был морским пехотинцем.

94

Как поясняет Джеффордс, «в каждом случае способность добра победить зло оказывается в полной зависимости от преданности сына отцу. С помощью этих, вероятно, упрощенных понятий Рейган и создал свой собственный нарратив американской истории. <…> Если история американского упадка и потерь подлежит переписыванию, а символы прошлого – восстановлению, то история неизбежно окажется под контролем настоящего. <…> Все эти фильмы подчеркивают значимость отца для общества, но они также и предупреждают, что возрождения фигуры отца будет недостаточно, что отцовские обычаи не обеспечат успешного будущего» [Jeffords 1994:88–89].

95

Эту идентичность Клэнси тесно связывает с отцом самого Рамиуса, идеальным членом Коммунистической партии.

96

Джеффордс видит в Буше ключевого преемника Рейгана, который тем не менее должен был создать свою собственную версию республиканского президентства. Принимая во внимание эти внутренние эквиваленты, может показаться немного натянутой интерпретация Рамиуса как суррогатного отца агента ЦРУ. Однако как вымышленный персонаж, сначала созданный консервативным прорейгановским автором, а затем адаптированный для экрана другими такими же американцами – включая не обозначенного в титрах соавтора сценария, супер-мачо Джона Милиуса, – и, наконец, сыгранный самым известным в мире шотландским актером, Рамиус неизбежно должен нести отпечаток американской политики, наложенный на его предполагаемое гражданство. Таким образом, вполне возможно, что Рамиус, перехватывающий торпеды, направив на них собственную подводную лодку, – этот советский вариант такого же сильного, уверенного в себе лидера, как и сам Рейган, – является (экс-)коммунистической версией американского патриарха.

97

Другой штат – Массачусетс. В романе Рамиус вводит в заблуждение Падорина, заставляя его думать, что подводная лодка нацелена на Нью-Йорк (как более вероятную цель для ядерного удара), хотя на самом деле она направляется в Норфолк (штат Виргиния).

98

Версия этого приветствия в романе более безлична: «Обе стороны были связаны друг с другом и стремились к поиску сходства характера и опыта, создавая основу для понимания. Это было более чем интересно. Это было трогательно. Райан задавался вопросом, насколько все это сложно для советских людей. Наверное, сложнее всего, что он когда-либо делал – ведь их мосты сгорели. <…> Насколько сложно было бы этим мужчинам, рисковавшим своими жизнями, приспособиться к тому, что мужчины, подобные Райану, почти не принимали во внимание? Именно такие люди создали “американскую мечту”, и такие же люди были необходимы для ее поддержания» [Clancy 1984: 340].

99

Путь этому проложили четыре фильма: «Парк Горького» (1983) с Уильямом Хёртом в роли хорошего советского милиционера; «Москва на Гудзоне» (1984) с Робином Уильямсом в роли перебежчика; «Нет выхода» (1987) с Кевином Костнером в роли русского крота в Пентагоне; и «Красная жара» (1988) с Арнольдом Шварценеггером в роли хорошего советского милиционера.

100

В «Москве на Гудзоне» ведущим актером был Робин Уильямс, также проговаривавший значительные объемы русских диалогов с приемлемым акцентом.

101

Диегезис – повествовательный прием в искусстве, при котором авторский комментарий к описываемой в произведении реальности раскрывается через элементы этой реальности. Например, в фильме музыка, придающая сцене то или иное настроение, может быть диететической в том случае, если ее слышит не только зритель, но и сами персонажи. – Примеч. пер.

102

Образ стюардессы, похоже, хорошо согласуется с тем, как Путин выражает Рамиусу соболезнования: «Ваша жена была красивой женщиной. Ее смерть – это несчастье». Такое решительное низведение женщин до простого декоративного статуса в мужском мире неудивительно, если учесть, что одним из не обозначенных в титрах сценаристов фильма был супермачо Джон Милиус (режиссер «Красной жары»).

103

Дессон Хау восхищался «обилием сцен, [снятых] в очаровательном, приглушенном дневном свете, так что советская архитектура и скульптуры обретают своеобразный теплый перестроечный оттенок» [Howe 1990а].

104

Неясно, почему сценарист фильма решил изменить псевдоним Савельева, который в романе звучит как Гёте. Возможно, идея заключается в том, что герой пишет о России как о современном аде.

105

Этот мотив скрытой «красной угрозы» дополняет появляющаяся в лондонской квартире Барли книга «Новая Россия», красная обложка которой украшена серпом и молотом.

106

Чем больше меняется, тем меньше перемен (франц.). – Примеч. пер.

107

Поэт и религиозный деятель В. С. Печерин (1807–1885) во время деловой поездки переехал на Запад и принял католицизм (1840). Он окончил свои дни в Дублине (Ирландия).

108

В последней главе романа Ле Карре заставляет своего рассказчика – человека из Ми-6 (которого Стоппард ассоциировал с фигурой Неда) – признать, что он «выбрал надежную крепость бесконечного недоверия» и «предпочел ее опасной тропе любви» [Ле Карре 1990: 350].

109

В оригинальном тексте романа Ле Карре приводит это высказывание в измененном виде: «Послушай, в наши дни ты должен мыслить как герой, чтобы поступать всего лишь как порядочный человек». Русский перевод восстановил оригинальное написание фразы Мэй Сартон.

110

Многие критики одобрительно отзывались о живом выступлении Расселла в этой роли.

111

В книге речь Уолтера длиннее и включает фразу «Империя зла поставлена на колени, как же!» [Ле Карре 1990: 107]. Образы насилия перекликаются с метафорой, которую сам Ле Карре высказал в интервью репортеру «The New York Times» в 1989 году: «Нам [Западу] действительно нужно сделать выбор, будем ли мы помогать им [СССР] выбраться из холода [из холодной войны] или будем топтать их каждый раз, когда они попытаются вылезти» [Whitney 1989].

112

В Переделкино Данте озвучивает парадоксальную мотивацию своего намерения писать: «Чтобы спасти [свою страну], возможно, необходимо ее предать».

113

Напротив, роман привлекает внимание к зловещей атмосфере России, например, когда Ле Карре описывает следующий внутренний монолог Барли, идущего на встречу с Данте (Гёте): «Он не знавал другого города, который вот так прятал бы свой стыд за