Несмотря на всю мрачность и неприступность крепости, несмотря на просматриваемые и охраняемые подступы сюда, Мартина воодушевил переезд в Аль-Кахв. Ибо именно здесь большую часть года проходило обучение юных фидаи, тут располагалась их школа, здесь их учили взбираться по кручам и срываться, перескакивая с уступа на уступ, не причиняя себе вреда. Многие во время подобных учений погибали, если были недостаточно ловкими. Но ведь Тень был лучшим! Еще будучи мальчишкой, он облазил тут каждую расселину, знал все окрестные тропки в горах, все узкие пещеры и проходы среди скал. Поэтому несколько последовавших после переезда дней Мартин по ночам выскальзывал из крепости на веревке и изучал гору, на которой она возвышалась. Это было необходимо, чтобы освежить память, отметить изменения в скале, оползни, старые и новые карнизы, узкие расщелины в горной породе. Мартин отмечал, куда можно поставить ногу, за что держаться, на какую площадку спрыгнуть. Потом он возвращался незамеченным в Аль-Кахв и вел себя как ни в чем не бывало – склонялся перед Синаном, обменивался злыми фразами с Сабиром, курил кальян и беседовал с Далилем. Далиль по-прежнему был очень расположен к Тени и даже милостиво отпускал того поохотиться, дабы пополнить опустевшие за зиму кладовые Аль-Кахва.

Мартин уходил с луком и стрелами, бродил по округе, вспоминая, присматриваясь, изыскивая новые тропы, ибо за годы его отсутствия в горах было несколько землетрясений и не всякая некогда знакомая тропинка могла привести к выходу. К тому же образовались новые проходы в соседние долины. Как-то, пробравшись по круче, Мартин набрел на убогое селение в горной долине, где местные жители сразу признали в нем человека Старца Горы и пригласили разделить с ними трапезу. Но какой же скудной была эта трапеза! Какими убогими были построенные из камней и глины хижины! Какими жалкими казались люди – грязные и невежественные, изможденные, живущие своим маленьким мирком и ничего не ведающие об окружающем их за горами мире! Дети их казались рахитичными и больными, женщины – изможденными, мужчины – ограниченными и пугливыми. И все же, когда Мартин скинул с плеча подстреленную в горах козу и отдал им, их лица просветлели и они стали более доверчивыми с благородным фидаи. Во время долгой и нудной беседы об их горестях и болезнях, когда Мартин уже стал подремывать под их монотонную болтовню, он вдруг услышал нечто, что заставило его прислушаться. Местный староста, разоткровенничавшись, поведал о своей беде, о том, что его единственный сын влюбился в младшую жену муллы из отдаленного селения и, совсем отчаявшись, задумал ее украсть. Разве безумец не понимает, что по закону Старца Горы за подобное ожидает страшная кара? Но влюбленный юноша готов рискнуть, и теперь его отец не находит себе места, не ведая, как переубедить его. Может, благородный фидаи сможет втолковать в глупую голову сына старосты, чем тому грозит эта затея с похищением молодой женщины?

Мартин сразу согласился встретиться с юношей. Тот показался ему достаточно сильным и решительным, чтобы испытать судьбу, но смотрел исподлобья и злобно, пока их не оставили одних. И тогда Тень сказал, что готов помочь ему. Он пообещал, что выведет из конюшен Аль-Кахва крепкого мула и оставит его в дальнем конце ущелья, где есть небольшая пещерка. Если юноша достаточно смел и впрямь любит свою милую, он сможет выкрасть ее и скакать на муле через долины к побережью, пока не достигнет владений крестоносцев, где его уже не посмеют преследовать люди Синана.

Обрадованный юноша долго и пространно благодарил ассасина, заверив, что будет каждый день наведываться в указанную пещеру, а когда увидит там мула, то сразу же покинет с возлюбленной го́ры.

У Мартина было двоякое чувство, когда он возвращался в Аль-Кахв. С одной стороны, ему казалась удачной затея вывести мула и пустить преследователей по чужому следу. Но, с другой, ему было не по себе, что он таким образом натравит ассасинов на влюбленных, ибо, когда обнаружится пропажа мула и это сопоставят с исчезновением Тени, люди имама сразу поймут, что именно Мартин решился ускакать на нем из гор Антиливана, и начнут охоту. А он в это время будет отсиживаться в заранее приготовленном логове и только после того, как все уляжется, пойдет своей дорогой. Что же до беглецов… Говорят, что от судьбы не уйдешь, но если смел, то попробуй изменить ее. И, может, им удастся скрыться от преследования, если будут достаточно ловкими и осторожными. В любом случае их побег отвлечет внимание от Мартина. Ибо его время пришло.

Мартин понял это, когда Далиль сообщил своему любимцу о скором прибытии в Аль-Кахв важного посольства. В крепости явно готовились к приезду гостей: обычно ведущие аскетический образ жизни ассасины спешно приводили крепость в надлежащий вид, тщательно все прибирали, крепили вдоль коридоров кованые светильники, развешивали драпировки, даже устилали коврами покои для гостей, а из кухни доносились такие ароматы, к каким суровые фидаи были мало привычны. Среди этой суеты Мартину не составило труда отправиться на охоту в горы верхом, а вернуться без мула. В общине ассасинов не полагалось иметь личной собственности, все принадлежало всем и выдавалось из общих запасов – одежда, оружие, лошади… Как бы взаймы и на время. И, как обычно бывает в общинных хозяйствах, пропажу мула заметили не сразу. По этой же причине Мартин заранее сумел подобрать себе на складах снаряжение для будущего побега: прочные веревки, лук с колчаном стрел, пару кинжалов, провизию. Все это он понемногу выносил и прятал в расселине горы под крепостью, где рассчитывал отсидеться, когда его хватятся и начнут поиски.

Сколько ему придется таиться возле самого логова Синана? Неделю, месяц, несколько месяцев? Мартин понимал, что ему понадобится выдержка, но разве ассасинов не учили терпению? Правда, он знал, что Синан вскоре после приема послов, пользуясь тем, что дожди наконец стихли, намеревался возвратиться в Масиаф, который более соответствовал его понятиям о величии имама и который считался более надежным. И Мартин надеялся, что его ожидание в горе под крепостью не продлится долго. В любом случае он продумал даже, что сказать, если его там обнаружат: дескать, хотел доказать Сабиру, что он лучше и хитрее любимца Синана, что смог обвести вокруг пальца даже самого Терпеливого. Для этого Мартин стал задирать Сабира, когда тот упражнялся с оружием во дворе замка, насмешничал над его выпадами, пока у них едва не дошло до стычки, и только появление имама Синана предотвратило их поединок. Но Старец Горы был разгневан.

– Мне что, наказывать вас, как мальчишек из школы? – сурово спросил он. А потом заявил: – Оба пойдете на стену в караул, когда появятся гости. Один – над расщелиной напротив крепости, – указал он Мартину. – А ты, Терпеливый, займешь место на башне тут, в Аль-Кахве.

Мартин в первый миг даже опешил, хотя по его спокойному лицу никто бы не догадался о постигшем его разочаровании. Но, видимо, он и впрямь перестарался, и теперь, в день, когда он рассчитывал исчезнуть, его, одного из приближенных Синана, вдруг, как простого фидаи, выставляют нести караул на скалу! Ассасины, которым вменялось в обязанность сторожить проходы к крепости, находились все время на виду и не имели права покинуть свой пост, пока это не позволит Синан.

Выставлять охранников-фидаи на скалах было обычаем у Синана. Имам не имел средств, чтобы содержать большое войско, но когда хотел произвести впечатление на приезжих, его люди выстраивались по отрогам скал над ущельями, причем ассасинам вместо каждодневной черной одежды выдавали со склада парадное облачение – длинные белые халаты и белые же тюрбаны, а также яркие алые пояса, в ножнах которых висели два кинжала с позолоченными рукоятями. Выстроившись длинными вереницами вдоль всего пути в Аль-Кахв, нарядные воины-исмаилиты смотрелись великолепно и грозно и могли поразить своим видом приезжих. Другое дело, что людям Синана приходилось стоять так много часов, и даже целые сутки, пока не появятся гости имама. Впрочем, тренированные фидаи были обучены к столь продолжительному неподвижному оцепенению.