– Батюшков! Вы уверяли меня в ноябре, что станки будут реставрированы и переданы школьной мастерской! Приказываю: реставрировать!

Директор заглянул в Петькину бумагу и продекламировал:

Петька почему-то радостно заулыбался, я был удивлён, что директор ни с того ни с сего заговорил стихами, а ещё один из смеявшихся изменился в лице и остолбенело смотрел в потолок.

– Товарищи прорабы! Я завтра же побываю на стройплощадках и проверю…

Петька перебил директора:

– Чур, там тоже за нашим классом числится! Чур, мы первые у них лом нашли!

Прорабы за столом что-то пролепетали и погрузились в блокноты. Им теперь тоже было не до смеха. Директор встал из-за стола:

– Инженер Копёнкин! Неужели я лично должен был проверить, засыпана ли траншея? Не вы ли сочинили лозунг: «В металлоломе 10 % железа и 90 % бесхозяйственности!» Составьте акт на ногу вашего сына.

Петькин отец неловко затоптался на одном месте. Мне стало жаль всех присутствующих.

– А вы! – директор загремел басом надо мной и Петькой. – Вы настроение мне, понимаете, сорвали и совещание испортили!

Петька сполз со стула.

– Передайте завучу – через десять дней привезём станки и инструмент. И можете писать в свою газету, что хотите. Всё! Марш! Забери своё… удо-сто-ве-ре-ние!

На обратном пути, когда мы подходили к проходной, вахтёр, нетерпеливо потирая руки, облизнулся, как будто собирался нас съесть. Наверно, Петькин отец объявил ему выговор. Мы побежали от проходной и перелезли через забор.

…Через три дня мы всем классом пошли на стройплощадку нового заводского посёлка. Петька сказал ребятам, что он открыл новое месторождение металлолома.

Каково же было наше удивление, когда за снесёнными бараками мы не нашли ни старых водопроводных труб, ни разбитых газовых колонок, ни чугунных бачков от уборных. Конечно же, их увезли по приказу директора, и нам ничего не досталось.

А около новых домов взад и вперёд ходили бульдозеры и не было видно ни обрезков балок, ни скомканной арматурной проволоки, ни кусков кабеля. Всё это было самой главной Петькиной надеждой в борьбе за автопоход. У ребят опустились руки. Петька шёл сзади всех, зло пиная ногой старый ночной горшок. Короче, никакого лома мы не нашли. Я не стал ругать Петьку: ведь он хотел сделать лучше, но ему пришлось выпутываться и рассказать про историю на заводе. Ребята сказали нам:

– Эх… тайные корреспонденты!

А когда подвели итог школьного соревнования, наш класс слетел с третьего места на одиннадцатое. Зато шестой «А» бегал на переменке цепочкой, рычал, как колонна автомашин, и воображал, что переключает скорости.

В этот же день на сборе наш вожатый Слава долго молчал, а потом сказал:

– Автопоход, конечно, не шуточная премия, но Петька и Вова всё-таки молодцы. Я заходил в цех и видел там два красивых станочка для нашей мастерской. И электромоторы для наждака, и ящики с инструментами и резцами. Между прочим, на них написано: «Сделано из лома, найденного пятым «Б».

Ребята зашумели: «И на станках так напишем!», «Мы ими заведовать будем!», «В поход пешком пойдём!», «На машинах плохо!», «Шины лопаются!», «Бензином воняет!», «Ура!»

– Вот как всё получилось! – толкнул меня Петька. – Вот что такое корреспондент! Даже директор понял.

Я сказал:

– Дай хоть посмотреть.

Петька достал из кармана бумагу и под партой протянул мне.

Я снова успел только заметить красные буквы: «Пионерская правда».

– Вова! Что-нибудь интересное читаешь? – спросил наш вожатый Слава. – Дай-ка и нам посмотреть.

Я взглянул на Петьку. Он сказал:

– Ладно… дай.

Слава прочитал бумагу сам, рассмеялся и стал читать вслух всему классу. И вот что, оказывается, было написано во всемогущей Петькиной бумаге:

Дорогой Петька!

Получили твои новые стихи. Чувствуется, что ты растёшь не по дням, а по часам. Нам понравился один образ в стихах о металлоломе:

…И заурчат моторы в нашей школе,

Как принесённые в тепло щенки.

Отвечаем на твой вопрос: «мешок – ишак», «мелко – стамеска» – рифмы плохие.

Конечно, стихи твои ещё слабы и напечатать их мы не сможем. Не унывай, пиши, присылай.

С приветом! Редакция.

Все ребята, и сам Петька, и наш вожатый Слава смеялись так, что к нам в класс заглянул завуч. Только я не смеялся и думал: «Вот почему директор заговорил тогда стихами, ему Петькины строчки понравились: «Как принесённые в тепло щенки»…

Я с уважением посмотрел на Петьку и спросил:

– А в газете был вопрос, большие такие чёрные буквы: «Куда катится Западная Германия?» Ты что будешь отвечать?

Петька задумался и важно сказал:

– Надо бороться за разоружение. А все пушки, и танки, и пулемёты, и ракеты, и пули выкинуть на металлолом!

Глаза у него загорелись.

– Представляешь?

– Здорово! – сказал я и ещё раз с уважением посмотрел на Петьку.

По дороге в школу я вспомнил, что на первом уроке у нас рисование. Я остановился и потрогал кончиком ботинка ледяную корочку на огромной луже. В школу мне уже не хотелось идти.

Я стоял над лужей и кончиком ботинка обламывал хрупкую ледяную кромку. Я, конечно, пошёл в школу. Но только уныло-уныло. А всё из-за рисования.

Я его ненавидел, потому что весь прошлый год мы рисовали на уроках вазу или кружку с деревянной ложкой, или матрёшку, или противный старый цветок в горшке. Я ненавидел рисование ещё и потому, что на урок нужно было приносить альбом, цветные карандаши и акварельные краски. Всё это никак не умещалось в жёлтой полевой сумке, которую я с трудом выпросил у дяди – майора в отставке.

Отдавая её мне, он сказал:

– Я с этой сумкой всю войну прошёл. Береги её. Она меня от тяжёлых ран три раза спасала. Носи в ней свои тетрадки и книжки до последнего класса. И учись как следует…

Я любил свою сумку, только вот альбом и краски приходилось нести в руках.

А разве это жизнь, если идёшь в школу, а руки у тебя заняты, и ничего нельзя сделать: ни побороться с Петькой, ни выбраться из троллейбуса с задней площадки, ни перелезть через забор…

На урок я немного опоздал. Я вошёл в класс и спросил:

– Можно, Арина Ивановна?