Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Генерал Дрыгин?.. Честь имею. Есть тема для разговора.
— О чем, генерал? — Дед Мазай на секунду остановился. — Не вижу темы.
— Когда встречаются двое мужчин, есть о чем говорить.
— Хорошо, я приду, — бросил он и стал спускаться по осклизлым ступеням в овощехранилище.
Растолкать успокоившегося среди «зайцев» и потому спящего без задних ног Головерова оказалось непросто. Наконец, он приподнял голову, закрыл ладонью глаза от фонарика, а другой — понес уже яблоко ко рту.
— Ну что, напартизанился? — спросил дед Мазай.
— Все… Уезжаю домой, — пробубнил он прожевывая. — Дай поспать.
— Зачем ты брал его в плен?
— Он был без оружия.
— Куда его теперь девать прикажешь?
— Не знаю… Я тебе сдал, делай что хочешь, ты генерал.
— Через сутки национальная гвардия окончательно придет в себя, — заметил дед Мазай. — Кто действовал в Чечне — уже не секрет. Еще через сутки вся его армия навалится на нас. А нам пока не уйти отсюда, нет пяти «троек» вместе с Крестининым.
— Дед, говорил тебе, нельзя связываться с оппозицией, — хрустя яблоком, проговорил Глеб. — Это не государственный подход. У них тут свои дела и заморочки…
— Ты знаешь, почему связался! Не от хорошей жизни…
— Ничего, посмотрим, что будет, — заваливаясь, сказал бывший начальник штаба. — Голову змею я отрубил… Посмотрим, вырастет новая или нет.
И заснул, так и не дожевав яблока…
Генерал махнул рукой и отправился к Диктатору в БМП. Охранял его офицер из «тройки» Шутова, дремал в командирском кресле, а пленник, прямой и жесткий, как палка, сидел на стальной скамейке у борта и не смыкал глаз. Дед Мазай выпроводил офицера прогуляться на улице и сел напротив Диктатора.
— Мы уже с вами знакомы, генерал, — вдруг сказал он. — Только никогда не встречались.
— Каким же образом? Через Кархана?
— Кто это — Кархан?
— Бывший «грушник» Муртазин, — объяснил дед Мазай. — А ныне — гражданин Саудовской Аравии.
— Нет, не через него. — В неярком свете от лампочки лицо Диктатора напоминало маску. — Еще раньше, по Афганистану.
— Не помню…
— Позывной «Гриф» — помните? Район Кандагара, восемьдесят третий год. Это был мой позывной. А ваш — «Соболь», правильно?
— Вот как? — неподдельно изумился генерал. — Что же, свела судьба грифа с соболем…
Дед Мазай со своими «зайцами» рыскал тогда по глубоким тылам моджахедов и, когда не в состоянии был сам уничтожить «объекты», вызывал и наводил фронтовую авиацию. «Гриф» прилетал по его просьбе раз пять и «расстилал» по земле «ковер» — так называемое ковровое бомбометание, после которого ничего живого не оставалось.
— Мир тесен, — проронил Диктатор. — По одним дорогам ходили.
— Ходили, — согласился генерал. — Да вот разошлись… Значит, вспомнили «Соболя» и послали Кархана вербовать в свою команду?
— Я не знал, что «Соболь» — это «Молния», — признался он. — Один человек мне подсказал…
— Кархан?
— Если вы так называете его — Кархан.
— Кстати, тоже… бывший наш соратник, — заметил дед Мазай.
— Мне известно.
— Что же, это и есть тема вашего разговора? — решил поторопить его генерал. — Повспоминать дела давно минувших дней? Афганские подвиги?
— Нет, хотел вместе с вами, генерал, обсудить сложившуюся ситуацию, касаемую государства Ичкерия и России, — непоколебимо сказал Диктатор. — Спрогнозировать будущие отношения.
— Ситуация довольно проста: вы в плену, Чечня обезглавлена. Восстановление законности и порядка — дело времени и политиков.
На «арапа» его было не взять и не загнать в угол безвыходностью положения; он что-то знал большее, был посвящен в тайны власти и, даже находясь в плену, чего-то ждал и на что-то рассчитывал.
— Не упрощайте, генерал, — откликнулся он. — Вы профессионал и понимаете, что это лишь начало, прелюдия. Большой войны не избежать. Россия и Ичкерия находятся в состоянии войны уже четыреста двадцать семь лет. Иногда этот огонь уходил вглубь, а сейчас настало время, когда он вырывается наружу.
— Вы что, не навоевались в Афгане? — усмехнулся дед Мазай. Не дает спокойно жить слава Шамиля?
— А не во мне дело, генерал. Я уже ничего не решаю. В принципе можете меня расстрелять — ничего не изменится. Придет другой, и все равно будет пожар. Когда война выгодна всем — она будет, и независимо от личностей, условий, целесообразности. На земле много велось и ведется бессмысленных войн. Бессмысленных для тех, кто не видит либо не знает смысла.
— С вашей точки зрения, смысл — создать Кавказскую империю?
— Да, и таким образом сохранить кавказские народы от гибельной американизации. Россия продалась Штатам со всеми потрохами, побежала за «общечеловеческими ценностями», за «цивилизованными отношениями» и стала походить на самоубийцу. Она сейчас опасна для горцев, потому что оказывала и оказывает на Кавказ большое влияние. — Диктатор говорил бесстрастно, как говорят о вещах, давно сформулированных, привычных языку и разуму. — Я хочу, генерал, чтобы вы понимали это. Смысл — объединить Кавказ, чтобы выжить, сохранить свое лицо, свой образ жизни, религию и традиции.
— Но кто еще хочет такого объединения, кроме Чечни? — спросил генерал. — На Кавказе десятки народов.
— Захотят, когда увидят сильную Ичкерию.
— Способную противостоять России? Угрожать ей? Держать в напряжении бесконечным террором?
— Это не цель, а лишь одно из средств достижения цели, — пояснил Диктатор. — Я понимаю вашу заботу об Отечестве. Но не моя вина, что Россия бежит к своей гибели, ориентируется только на Запад, ждет от него подаяния, как нищая. Клянусь, мне стыдно!
— А гнать потоками фальшивые деньги, наркотики — не стыдно? Готовить диверсии на ядерных объектах?.. Я этого никогда не пойму. Спасаться за счет других — дело не благородное. Разжигать войну во имя сохранения — абсурд. Чечня может и сгореть в этом огне.
— Все в руках Аллаха!.. — Он пошевелился, переставил ноги — в тесноте броника скоро затекали мышцы. — Но согласитесь, генерал, пока сильна Россия, на Кавказе спокойно. Так было во все времена. К сожалению, это бывает редко, и тогда пожар вырывается из глубин. Сейчас тот самый случай. Невозможно противостоять вещам, которые развиваются с исторической закономерностью. Не советовал бы вам ввязываться в эту войну, и по одной причине: вы — профессионал, а чеченский пожар — война интересов многих… политиков. Это темное дело, генерал, бессмысленное для непосвященных и профессионалов.