Самолет тихонько качнулся и начал двигаться. И тут же, как нарочно, у меня в кармане зазвонил телефон. Я быстро вытащила его, чтобы стюардесса не рассердилась, и случайно глянула на экран. Американский номер. Ник. Сама не зная, зачем, я нажала кнопку соединения.

– Господи, Лиза, опять ты пропала. У меня насчет дома вопросы, а тебя нет. Там покупатель появился, серьезный. Я тебя обыскался со вчерашнего дня. Ты где?

– Я? В самолете. Лечу в Париж.

– Однако. Надолго ты?

– Пока даже сама не знаю...

– Извини. Я так понимаю, ты не одна...

– Да нет, не за что. Пока одна.

Ник, похоже, погрузился в одну из своих любимых пауз. Но, не успела я ему заметить, что мне пора отключать телефон, он снова ожил.

– Послушай. Дурацкий вопрос, но если... Если бы я тоже прилетел в Париж?

Я пожала плечами, хотя он, конечно, не мог меня видеть.

– Париж большой.

– Но у нас были бы шансы там встретиться?

– Шанс есть всегда. Нет ничего невозможного.

Я выключила телефон. Бросила его в сумку, закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. И неожиданно для себя самой поняла, что радуюсь этому звонку, как радуются возвращению домой после долгой командировки. И если Ник на самом деле возьмет и прилетит в Париж, то и я ему тоже обрадуюсь. Причем искренне. Он в общем-то, неплохой мужик, Колька. Не без недостатков, конечно, но кто же без них. Главное, он привычный и удобный, и я его сто лет знаю, и, в общем... Если он будет себя хорошо вести...

Самолет, неуклонно набирая скорость, катился по взлетной дорожке.

Однажды, темным промозглым зимним вечером, когда никто не ждал ни доброго, ни худого... Собственно говоря, фея, поглощенная своими обязанностями и хлопотами, забегавшись между кухней и гостевым залом (кстати, а как звучит – поглощенная обязанностями забегавшаяся фея!), даже не сразу это поняла, и не в самый первый момент обнаружила. Просто в ресторан среди прочих посетителей зашла пара, мужчина и женщина, и у женщины была ну очень приличная сумка, то есть просто даже одна из лучших, даже по самым строгим фейским критериям, не новая, конечно, но тем не менее... Фея и внимание-то обратила в основном на сумку, и только потом уже заметила, что женщина находится в крайне мрачном настроении, настолько мрачном, что на нее даже не действуют стандартные уютонаводящие чары, и нужно применять что-то более сильное, и только она, то есть наша фея, собралась это что-то более сильное применить, как неожиданно (то есть, конечно, ожиданно, только этого она и ждала все это невыносимое время, но вот как раз в эту минуту совершенно случайно совсем об этом не думала) почувстовала где-то сзади себя, сзади и немного сверху, такое родное теплое дыхание, и такое привычное счастье, которого совсем не замечаешь, когда оно есть всегда, но которого так не хватает, если вдруг оно...

– Хамти! – выдохнула фея, не веря сама себе и мгновенно забывая про ресторан, про посетителей, про мрачную женщину, и даже про ее сумку. – Хамти! Ты вернулся! – И добавила с новой, не свойственной феям кротостью: – Как же я хочу, чтобы это на самом деле было так!

И невидимый слон, которого наконец-то назвали по имени, от чего он уже успел слегка отвыкнуть, и который дейстительно стоял в этот момент у нее за спиной, немедленно исполнил это ее желание, тут же вернушись к ней на самом деле и окончательно. Наверное, волшебным слонам, так же, впрочем, как и другим волшебным животным, тоже приятнее, понятнее и проще жить именно с феями, которые, не являясь волшебными в полном смысле этого слова, все же, будучи эфирными созданиями, находятся гораздо ближе к волшебству, чем обычные люди из плоти и крови. По крайней мере феи гораздо лучше понимают и умеют ценить находящихся рядом с ними волшебных слонов, исполняющих их желания.

Впрочем, все это было уже совершенно неважно. Слон вернулся, и это значило, что фея снова была свободна, что ей незачем было больше ни на секунду оставаться в этом темном противном зале с запахом, идущим из кухни, в этом ресторане, в этом городе... Она и не осталась.

Хотя, если уж быть точным, не совсем так. В ресторане она, конечно же, не осталась – выпорхнула оттуда в ту же секунду, позабыв даже о собственной сумочке, а уж тем более обо всех этих очагах, и только постоянно проверяя, следует ли за ней так счастливо вернувшийся слон, а вот что касается Города... Ну нельзя же, просто совершенно нельзя, практически невозможно было исчезнуть оттуда прямо вот так немедленно – нужно же было попрощаться со всеми другими, остающимися там феями, и появиться, и показать им себя, а, главное, слона, чтобы ни у кого не могло сложиться ни крошечки впечатления, что, может быть, она...

В общем, прощание с городом несколько затянулось. Встречи, тусовки, завтраки и ланчи в кафе, ужины в других, строго определенных различными ритуалами местах... Несколько раз фее даже удалось мелькнуть в телевизионном эфире, этом единственно стоящем пристанище настоящих фей, за одним приглашением последовали другие, и этим тоже нельзя было пренебрегать.

Но все подходит к концу, и вот пришла пора окончательного расставания с Городом, и фея в сопровождении слона поднялась по трапу самолета – феи, как я уже говорила, несмотря на свою близкую к волшебной природу, предпочитают, по возможности, перемещаться в пространстве вполне традиционными, очень даже человеческими способами, не требующими от них никаких затрат в отношении волшебной пыльцы.

И вот, уже в самолете фея, усаживаясь в свое кресло в салоне первого класса – а феи, как я тоже, впрочем, уже говорила, совершенно не чуждаются комфорта и любят получать его во всех доступных им формах – внезапно почувствовала, что слон у нее за плечом совершает какие-то странные и казалось бы, ненужные в данный момент перемещения. После пережитого фея, надо сказать, очень внимательно следила за всеми передвижениями слона в пространстве. И вот теперь этот слон, ни с того ни с сего, по совершенно собственной инициативе вышел у феи из-за спины и направился к соседнему ряду кресел, где фея тут же, проследив направление его движения, с несвойственным для себя ужасом узнала ту мрачную женщину из уже забытого ей ресторана, с которой ее слон провел столько потерянного времени... То есть, конечно, сперва фея узнала не женщину, а ту самую сумку из очень приличных, и только потом уже собственно женщину, и даже не узнала, а, скорее, догадалась, что это та самая женщина, потому что никакой памяти на человеческие лица у фей, естественно, нет, да и способностей к дедукции, в общем, тоже. Но в таких непредвиденных, если не сказать – совершенно кошмарных обстоятельствах даже у фей просыпается, очевидно, не только несуществующая память, но и какие-то иные внутренние резервы.

У феи внутри замерло отсутствующее сердце. Слона, если ему что-то придет в его невидимо-счастливую голову, нельзя заставить, нельзя вернуть, нельзя переубедить. Вот он решит сейчас по каким-то неведомым никому причинам уйти от нее, своей феи, и остаться жить с этой человеческой женщиной в кресле – и все, и она ничего не сможет с этим поделать, разве что самой стать невидимой, превратиться в незримого близнеца этой женщины и существовать с ними втроем, всегда втроем, всю жизнь, как Орест с Пиладом и Ифигенией. Впрочем, совершенно неясно, при чем вообще тут какая-то Ифигения, ну разве что только для того, чтобы подчеркнуть общую нелепость происходящего...