Он пришел сказать ей, когда все было кончено.

Она так и сидела там, где он ее оставил, — в потертом плюшевом кресле, стоящем посреди гостиной, имевшей странный, нежилой вид без давно проданной мебели.

— Одно последнее одолжение, — прошептала она, ее руки, сплетенные на коленях, слегка дрожали.

Рейвенхерст нахмурил темные брови. Его охватило странное оцепенение при виде ее потемневших глаз.

— Ты… ты сказал, что я могу доверять тебе, — на мгновение голос Тэсс сорвался, — докажи мне это.

Она поднялась, протягивая руки к его мускулистым плечам.

— Господь всемогущий… — Рейвенхерст резко выдохнул, когда она прикоснулась пальцами к обнаженной коже на его шее.

Огонь, мука из мук, чистейшее, опьяняющее удовольствие.

— Сейчас, Дейн.

Рейвенхерст невнятно выругался. Он не мог воспользоваться ее беззащитностью. Это означало бы поступить цинично, это означало бы… Ее пальцы колдовали на его груди, расстегивая первую пуговицу на рубашке.

— Тэсс, — хрипло прошептал он.

Тэсс ничего не могла с собой поделать, ей казалось, что ее рассудок помутился, но в голове у нее роились невероятные образы. Наконец она вспомнила часы мучений и восторга, часы доверия и понимания. Двое мужчин. А на самом деле один?

Мозолистые пальцы ухватили ее запястье, не давая пошевельнуться.

— Зачем… — Выругавшись, Рейвенхерст прочистил пересохшее горло. — Зачем ты это делаешь?

Глаза Тэсс странно, по-кошачьи замерцали.

— Зачем? Тебе и вправду надо меня об этом спрашивать? — В ее голосе слышалась насмешка. Она очень осторожно придвинулась ближе, пока их тела не коснулись друг друга; это прикосновение было легким и манящим, как первый поцелуй любовников.

— Перестань, Тэсс, — заворчал Рейвенхерст, но от ее прикосновения жар в его чреслах стал невыносимым. Его переполняло желание подмять ее под себя и заполнить собой. И делать это бесконечно, неистово и невероятно нежно.

До тех пор, пока не уйдут все слова, пока не исчезнут все вопросы и чертовы ответы! И не исчезнет ложь.

— Скажи мне, — попросила она.

В полосе лунного света суровые, угловатые черты лица Рейвенхерста казались выточенными из мрамора. Тэсс, замерев, ждала.

— Любимая.

Слово прорвалось с тихой стремительностью, повиснув, подобно кинжалу, в напряженной тишине, заполнявшей комнату.

Тэсс рассмеялась прерывистым и резким смехом.

— Или, может быть, Андре, теперь, когда мне известна твоя тайна, ты больше не хочешь меня?

Рейвенхерст с силой, но все же очень осторожно ухватил ее за руки.

— О, я очень хочу тебя, с тех самых пор, как увидел в белом саду пять лет назад — с глазами, горящими зеленоватым огнем, и напоминающими темный огонь волосами, распущенными по плечам. Боже, я никогда не переставал мечтать о тебе!

Его слова погрузили Тэсс в необъятную волну боли и предательства. До самого последнего мгновения она надеялась, что ошибается.

Но надежды покинули ее.

Она откинула голову, с губ ее срывался дикий, безумный смех.

— Нет, Тэсс, — пробормотал он. — Не надо.

Но теперь она была далеко от него, и наступившая темнота была хуже той, которую она узнала за дни и ночи слепоты. Тогда у нее был свет, свет Андре и подаренная им надежда.

— Андре ле Бри, — фыркнула она, — капитан и корсар. Просто еще одна ложь — самая изощренная из всех. Ты такой же, как мой… как человек, называвший себя моим отцом!

— Это не ложь, — пробормотал Рейвенхерст. — Фредерик Дейн Андре Жордан ле Бри Сен-Пьер. Моя мать была ле Бри, из Морбиана. Домик был ее, Тэсс. И я никогда не приводил туда другую женщину. Только тебя. — От желания убедить его голос стал резким.

Плечи Тэсс затряслись от безудержного смеха. Даже сейчас он намеревался убедить ее в своей невиновности, после того как уничтожил ее последнюю надежду, одним безжалостным ударом сведя на нет годы выздоровления. И он сделал то, что угрожал сделать французский корсар, смутно поняла она.

Он проник ей в душу и вырвал из груди сердце.

Ее сердце принадлежало ему — Тэсс с горькой мукой должна была признать это. Дейну или Андре — это не имеет значения. Ее сердце всегда принадлежало ему.

Она встрепенулась, вырываясь из его объятий; ее лицо стало мокрым от слез, заблиставших серебром в лунном свете.

— Тебе было мало предать меня один раз, да? Нет, тебе понадобилось окончательно разрушить мою жизнь. Отвратительный проклятый лжец! Нет, убийца — вот ты кто, ибо ты убил Андре!

— Перестань, Тэсс. Андре существует! Он — часть меня, голос моей юности, радость капитана, стоящего у штурвала. Но ты не сможешь обладать им, не обладая мной. Это закон жизни, Тэсс: добро не всегда можно отделить от зла. Вот этого-то ты и не можешь принять, правда?

Она не ответила; глаза ее были бездонными, потемневшими от боли.

— Это было нечестной игрой! Зачем ты возвратил мне надежду?

Из тени послышался шорох крыльев. Через секунду из сумрака через полосу лунного света малиново-изумрудным пятном проплыл Максимилиан, едва коснувшись головы Рейвенхерста. Виконт от неожиданности, выругавшись, пригнулся.

Тэсс тотчас же вырвалась из его рук и ударила Дейна в пах коленом. Так же как и в первый день на кухне, Рейвенхерст согнулся пополам, судорожно хватая ртом воздух. Невыносимая боль сдавила его чресла, но он все же пытался что-то сказать.

— Черт побери, Тэсс. У-у-у! Подожди…

— Слишком поздно! — дико закричала она; в ее глазах серебрились слезы. — Андре… Дейн — за каким бы именем ты ни прятался теперь, не имеет значения! Ты предал меня в последний раз. Я позабочусь, чтобы у тебя больше не было возможностей.

С напряженным от боли лицом Рейвенхерст смотрел, как она неуверенно повернулась и поплелась к двери.

— Подожди… — хрипло пробормотал он.

Но Тэсс не стала ждать. Она выбежала из комнаты, и шорох ее шагов не смог заглушить безудержных рыданий, срывавшихся с ее губ.

Луна стояла высоко, ее бледный серп покачивался на волнах пенистых облаков, когда Тэсс повернула на Мермейд-стрит. В оцепенении она отметила, что с болот наползает сырой туман. Ни минуты не колеблясь, Тэсс, потрясенная смертью Джека и раскрытием невероятной тайны Андре, взяла лошадь Рейвенхерста, Сердитый топот копыт, казалось, поддразнивал ее.

«Слишком поздно, — как будто выстукивали они. — Слишком поздно. Слишком поздно».

Тэсс слышала за собой в темноте шорох преследовавших ее невидимых существ. О да, этой ночью демоны подкрались совсем близко!

Поэтому ничего удивительного не было в том, что Джем, молодой конюх, перепугался, когда она ворвалась в тихую конюшню подобно Валькирии.