— Дружба у нас какая-то странная. Побратимами и родственниками мы не родились и не стали. Замужем я уже была, мне до конца жизни хватило. Так что оставшийся вариант — это оно. Наверное, — и надо как-то набраться сил и посмотреть ему в глаза, такое не говорят, глядя в сторону.

— Это у вас так отвечают мужчине «да»? — подмигнул он.

— У нас можно вообще ничего не отвечать. Просто утром проснуться вместе и разбежаться навсегда. Или даже не засыпать, а сразу разбежаться. И всё.

— Зачем же это «и всё»? У меня складываются планы, совместные, прямо сейчас. И они таковы, что просто дух захватывает. Госпожа моя Элизабетта, если мы в итоге выживем, я постараюсь показать, что наш мир не так плох, как может показаться.

— Фалько, господин мой прекрасный, я же сейчас порвусь на две половинки — одна рыдает и рвётся домой, а вторая хочет остаться здесь навсегда!

— Здесь — это под деревом? — смеется он.

— Можно и под деревом. Пустого шатра всё равно нет.

— Это не беда, — он снова смеётся, обхватывает её за плечи, как в новогоднюю ночь, и ведёт куда-то. — Особой роскоши не получится, но уж как есть. Сколько раз я предлагал мягкое сено? Вот здесь хотя бы трава, и ровное место. И ночь сегодня теплая. Да и не дам я тебе замёрзнуть, моя Лиза. Лиза — это ведь тоже твоё имя?

— Да, — удивлённо выдохнула она.

Лизой её не звал почти никто почти никогда, так вышло. Только Вадим уже перед концом, а вообще они всю дорогу были друг для друга Лизкой и Вадькой, и это было нормально. А потом она вдруг стала Лизой, такой официальной, что деваться некуда.

Но никто, никто и никогда не произносил эту «Лизу» так, как он сейчас. Нежно и сладко. У неё как предохранитель какой-то от этого внутри погорел, она схватилась за его шею и вот прямо повисла, целуя и снова плача. Потом опомнилась, опустила руки.

- А я только обрадовался, — он снова притянул её к себе.

— Тогда скажи и ты, Фалько — это имя или прозвище?

— Имя, ставшее прозвищем. Одно из, — ответил он. — Увы, я не могу без последствий для себя назвать тебе своё родовое имя, но надеюсь обрести его снова в обозримом будущем.

— Ох нет, не надо. Я видела те последствия, это слишком. Поверь, мне, чужому здесь человеку, ваши родовые имена без разницы. Они для меня не значат абсолютно ничего. Так же, как и моё родовое имя для тебя. Поэтому — Лиза и Фалько. И точка.

Он расстегнул её плащ, осмотрел его и разложил на земле. А потом подхватил её на руки и опустил на плащ. И сам сел рядом.

— А моим потом укроемся, — подмигнул и поцеловал в уголки губ — в один и второй. — Что ты думаешь насчёт света? Если по мне — луны маловато.

— Я за свет. Но только знаешь, у меня шрамы. Несколько.

Он некоторое время смотрел на неё с недоверием, потом рассмеялся.

— Боюсь даже спрашивать, откуда они.

— От хирургических операций, откуда ещё, — пожала она плечами. — Лечили меня так.

— И что это у вас за лечение? Разрезать, а потом зашить?

— Разрезать, убрать лишнее, и потом зашить. И я ещё рожала подобным же образом, мне нельзя было самой.

Он зажмурился, поморгал, снова открыл глаза.

— И впрямь другой мир. Знаешь, а ведь у меня тоже хватает шрамов. Давай — у кого больше? — и опять подмигивает.

— И что делать с проигравшим? — интересуется она.

— А что делают с проигравшими? Кладут на обе лопатки, ясное дело, — он и впрямь уже рад считать на ней шрамы, родинки и что там у людей бывает, раз подвесил сверху пару магических шаров.

Но её беспокоит ещё один момент.

— Послушай, Тилечка мне говорила, что у магов с предохранением от беременности всё просто. Что-то там выпить, и ура, стопроцентная защита. Знаешь, я не готова тут у вас встрять с моим старым и перекроенным на сто раз организмом и вашей здешней медициной, я просто не выживу.

— Твоя прямота восхищает, — он отцепил от пояса флягу, поболтал. — Что-то там есть, — он произвёл какие-то непонятные ей манипуляции и протянул. — Пей, потом я. Годится? Тилечка объяснила тебе все тонкости?

— Нет, только общие принципы.

— А у вас как?

— А у нас магии нет. И ни один из множества способов не даёт стопроцентной гарантии. А можно, я рассмотрю вышивку на твоей рубахе? Я давно хочу.

— А я давно хочу рассмотреть, что у тебя под рубахой, на ощупь никак не могу понять.

— Так смотри, — эх, у неё с собой разве что красивый лифчик, и тот где-то в вещах, а все ажурные чулки, кружевные трусы и невесомые сорочки остались дома.

И правда, пусть смотрит, раз говорит, что ему нравится, и готов и держать, и касаться, и целовать. И она тоже будет. Будет делать всё, что давно уже хочет…

… Половина луны опустилась за верхушки деревьев, а они всё ещё не спали.

— Лиза?

— Да?

— Может быть, наш мир не будет казаться тебе таким уж нехорошим, если быть в нём со мной? Или я слишком самонадеян?

— Я ничего не скажу сейчас про ваш мир, но ты — лучшее, что в нём есть.

— Чудесные слова, госпожа моя Лиза. Любимая Лиза. Эх, а я-то думал, что женюсь себе на юной девице, и будет она у меня для статуса, ну и постель греть тоже, а вон оно как вышло. Всё было для того, чтобы я встретил тебя, — он приподнялся на локте и водил по её шее и груди кончиками пальцев.

— А вдруг Лис вытащил меня к вам тоже для того, чтобы я узнала тебя? И влюбилась? Я ведь думала, что жизнь уже кончена, а вон оно как, оказывается, — она вытащила руку из-под его плаща и закинула ему на шею.

А потом запустила пальцы в пружинки его волос. Это было прямо как перерождение какое-то — из «Лизавета-странная-пришлая-тётка-во-всякой-бочке-затычка» в «Лиза, возлюбленная Морского Сокола». Как якорь в этом мире, прямо скажем. Или надо было понять, что потеряла всё, возврата к прошлому не будет, и тогда только ей смогли дать что-то новое? Или она только сейчас смогла взять?

Он перевернулся на спину и делал что-то странное. Накрывал их какой-то мерцающей штукой.

— Что это ты делаешь? — нахмурилась она.

— Госпожа моя, я хочу спать. Обнять тебя и спать. Не беспокоиться ни о чём. И не подскакивать каждый час, и не проверять, проснулись ли дежурные и что происходит. Нужно будет — найдут. А пока мы спим — будет стоять небольшая дополнительная защита. Кстати, — улыбнулся он, — а что ты видишь?

— Такую, знаешь, прозрачную крышку с радужными разводами от твоих магических шаров.

Он рассмеялся и смеялся долго, она почти уже обиделась. Но он обнял её снова.

— Что и требовалось доказать. Ты маг, Лиза. И хорошо, что просто маг, а не какая-нибудь волшебная сущность, суровая и кровожадная, которая будет пить из меня кровь на рассвете, а то я, признаться, опасался такого исхода, — он опять смеялся, целовал её лицо и смеялся.