«Некоторое время назад, — заявил Тито, — появилось мнение, что поскольку в стране происходит демократизация и децентрализация, то у коммунистов нет ни права, ни обязанности отвечать за внутреннее развитие нашей страны. Это ошибка! Мы еще раз должны понять, что именно коммунисты отвечают за развитие социализма…»[611]

Эту речь Тито в стране приняли хорошо, он фактически получил одобрение своего курса. Но к нему приходило много писем с просьбами открыто назвать тех, кто мешает развитию Югославии. «Если бы это были только отдельные люди, я бы их назвал, — говорил Тито. — Но их очень много: среди руководителей — снизу до самого верха. Поэтому невозможно сказать, что это ты, ты и ты. Если я бы назвал одних, то наверняка пропустил бы других»[612].

Интересно, что Тито почти повторил главную мысль сидевшего в тюрьме Джиласа: в соцстранах, не исключая само-управленческой Югославии, появился новый специфический класс, живущий за счет трудящихся, — правящая партийно-государственная бюрократия.

Вскоре произошла история, которая демонстрировала «моральное разложение» некоторых руководящих коммунистов. Оказалось, что несколько десятков руководителей построили свои частные дома и виллы с помощью специальных и весьма выгодных кредитов, которые для обычных граждан были недоступны. Более того, выяснилось, что на строительстве некоторых из этих «объектов» использовался бесплатный труд заключенных. Как видно из протокола заседания Исполкома ЦК, мнения Тито и его соратников разошлись. Ранкович был за отставку виновных, осторожный Кардель — за то, чтобы «к делу отнестись внимательно», а Тито — за то, чтобы с виновниками «спокойно поговорить руководителям». В конце концов Тито решил передать дело на рассмотрение в республики. Это был явный сигнал к тому, чтобы его попросту замять. Что, собственно, и произошло[613].

Несмотря на это, Тито явно склонялся к курсу, который ассоциировался у многих с Ранковичем, — более жесткий контроль государства за экономикой, укрепление дисциплины, чистки партии. К тому же он помнил, что «либералы» во главе с Карделем в марте голосовали против него. Кардель считал, что это была вершина их разногласий с Тито, а речь маршала в Сплите считал «демагогией». Он уверял, что тогда Тито под нажимом Йованки принял решение об отставке[614].

Кстати, годом раньше с Карделем произошел странный случай. Он был ранен на охоте — дробь попала ему в спину. Стрелял председатель Народной скупщины Сербии Иован Веселинов. Дробь засела в опасной близости у позвоночника, и в случае неудачной операции Карделю угрожала бы полная неподвижность. До конца жизни он так и ходил с дробью в спине. Пошли слухи, что реформатора Карделя хотели убить консерваторы-сербы.

А потом Кардель неожиданно исчез. Вскоре выяснилось, что он уехал в Англию. «Кардель меня предал», — сказал Тито. Позвали Ранковича, который хотя и считался противником Карделя, но всегда имел репутацию честного и порядочного человека. Тот привел три причины, по которым Кардель мог уехать в Англию: сбежал на Запад, уехал на лечение после ранения или просто на отдых. Тито послал в Лондон одного из своих сотрудников, попросив его связаться с Карделем. Однако Кардель не только не стал ничего объяснять, но даже не подошел к телефону[615].

В июле 1961 года в Югославии торжественно отмечали двадцатилетие начала восстания против фашизма. Торжества должны были плавно перетечь в празднование двадцатилетия Ужицкой республики. В самом Ужице к этим датам несколько месяцев шло масштабное строительство.

Еще с 1946 года этот город носил название Титово Ужице. В Югославии стало традицией присваивать имя маршала городам, и в стране насчитывалось еще семь таких городов: Титов Дрвар, Титов Велес, Титова Кореница, Титов Врбас, Титова Митровица, Титово Веленье и, наконец, столица Черногории Титоград. Острые на язык югославы предлагали приделать такую же приставку к названию исторического для титовской Югославии города Яйце.

Титово Ужице к торжествам действительно сильно изменился. В центре города появилась большая и современная Партизанская площадь. А на ней — бронзовый памятник Тито в длинной военной шинели. Открытие монумента происходило пышно, на нем с речью выступил Ранкович. «Тито олицетворяет жизненную силу югославских народов, — заявил он. — Тито — это совесть наших народов»[616].

На следующий день в город приехал и сам Тито. Наблюдатели обратили внимание, что его встречало практически все руководство Югославии. За исключением Эдварда Карделя. И где он был — никто не знал.

По одним данным, Кардель к этому времени все-таки «вышел на связь» и направил запрос в Белград: нужно ли ему быть на торжествах в Ужице? Ему якобы ответили, что в этом нет необходимости, и предложили продолжить лечение[617]. По другим — никаких сведений от Карделя Тито так и не получил. Он послал в Лондон близкого друга Карделя, председателя Сабора (парламента) Хорватии Владимира Бакарича. Его миссия была успешной — они вернулись в Югославию вдвоем. Кардель заявил, что ездил отдыхать и для этого ни у кого не обязан был спрашивать разрешения. Тито был настолько рад возвращению Карделя, что постарался как можно быстрее забыть это довольно странное происшествие. Поведение Тито, замечает британский историк Джаспер Ридли, наглядно демонстрировало все различия между режимами Сталина и Тито[618]. Впрочем, в этой истории до сих пор еще остается множество загадок.

Тем не менее именно Кардель стал одним из главных разработчиков новой Конституции Югославии, работа над которой началась в 1962 году. Она была принята 7 апреля 1963 года. Югославия стала называться Социалистической Федеративной Республикой (СФРЮ).

Высшим органом власти и общественного самоуправления объявлялась Скупщина. Декларировалось, что в состав СФРЮ входит шесть республик, а в состав Сербии — автономные края Воеводина и Косово и Метохия. Таким образом, их статус был поднят — с автономных областей до автономных краев.

Главой СФРЮ объявлялся Президент Республики. 220-я статья Конституции подчеркивала, что он избирается «сроком на четыре года и может быть выбран без перерыва еще на один срок». Впрочем, здесь же шло главное пояснение: «Для выборов на пост Президента Республики не существует ограничений для Иосипа Броз Тито»[619].