Мне лечащий врач выдал такую бумажку — свободный вход-выход в военный госпиталь. А недалеко от госпиталя была оптовая база. И там я подешевле им покупала покушать. Чай куплю, печенье с чаем попить, а так их три раза неплохо кормили в госпитале. Я к сыну ходила, и всем ребятам попутно — то им мороженое принесу, то водички какой-нибудь газированной: ведь жара… Ну, печенье, бараночки — чтоб они вечером помимо ужина могли чаю попить… И тоже к этим ребятам я привязалась. Ребят, которым ноги ампутировали, — я их на колясочке возила. Спущу их на грузовом лифте, а там у них… ну, как бы парк перед госпиталем. Там я их прогуливала. Беседовала с ними. Они мне открывались в разговоре, и я тоже старалась их как-то морально поддерживать…

Через несколько месяцев сына комиссовали. Нужно было опять ехать в часть, где он в Степном гнезде находился, и оформить уже окончательное увольнение.

Я поехала туда одна. Обратилась к генерал-майору Мухину. Встречу с ним я предварительно согласовала звонком. Я приехала и объяснила, что сын тяжело всё-таки болен, ему тяжело бегать тут по всем этим инстанциям обходной оформлять, чтобы дали ему окончательное увольнение. Генерал-майор Мухин помог: дал команду, чтобы меня везде принимали. И постепенно я стала ходить по всем этим… (вздыхает)…по всем этим заведениям, собирать подписи на увольнение. И вот что мне запомнилось: одни люди как-то не очень бывали со мной откровенны… — а некоторые с душой отнеслись, как говорится, к болезни к моей материнской. Одна женщина мне подсказала: вы можете обратиться в Минобороны, и вам заплатят… как это называется… ну, страховку. Что он был в армии и получил вот такое увечье. Эта женщина мне объяснила, что документы у меня примут по месту жительства, а затем их отправят в Минобороны, и на счёт сына придёт за увечье вот эта сумма.

Поэтому я пришла в наш районный военкомат, чтобы решить вопрос о его нетрудоспособности. В военкомате дали мне информацию, что нужно сначала идти к лечащему врачу. Я пошла к лечащему врачу, в районную поликлинику. Там дали мне направление в область. Приехала я вместе с сыном в Тамбов. Несмотря на то, что из госпиталя была документов целая кипа, сказали, что надо сделать ему томографию. Где-то в пределах восемьсот рублей тогда было. Сделали томографию и пришли к врачу-невропатологу с томографией. Врач её посмотрела и говорит: вам нужна операция.

Сын говорит: я операцию делать не буду.

Потому что он в госпитале общался с ребятами: некоторым ребятам делали операцию на позвоночнике, и вот как-то… неблагополучно. И такие молодые парни стали прикованными к коляске. Отсюда он говорит: нет, на операцию я не лягу.

Я тоже засомневалась: что делать? Какое решение принимать? Настаивать на операции или нет? Пошла к главному врачу этой областной больницы. Поделилась с ним. Он мне сказал: он уже взрослый молодой человек, он должен сам принять решение. Потому что если… в случае неблагополучного исхода он будет винить вас, что вы настояли, вы его, как это говорится, принудили. И в итоге на операцию он не лёг.

А отсюда врач-невропатолог пишет: «Трудоспособен». Так как он не согласился на операцию. Группу ему не дают. Хотя у него травмирован позвоночник и он болен на самом деле. Тем не менее, он этот крест так один и несёт. Хотя я его здоровым в армию отдавала.

Все пять лет он постоянно жалуется на боль в позвоночнике. Я постоянно его пролечивала. Делали ему массаж, то обкалывание, то ещё там лечебные всякие процедуры, ложили в стационар… Мы же с мужем работаем для чего? Чтоб помочь ему по здоровью: группы нет, а работать он толком не может. И вот мне сейчас пятьдесят девять лет, мужу шестьдесят два — мы работаем, чтобы ему помогать: взрослый парень — покушать, одеть-обуть, и в то же время лечить, всё это нужны средства… Поэтому мы и ездим сюда в Москву торговать. Сами вяжем носочки, потом продаём. Осенне-зимний сезон заканчивается — уезжаем на родину…

Скажите, пожалуйста, а всё-таки что с ним произошло?

Как он мне объяснял, у них были учения… и они как-то там лазили по верёвке. И он соскочил с этой верёвки и упал на спину. И повредил позвоночник. Потом он пролежал какое-то время в санчасти. Но защемление не проходило. Его перебросили в Новочеркасск. Но пока он лежал в этом госпитале, эта грыжа у него разрасталась, и разрасталась, и разрасталась. Ему предложили ложиться на операцию. Он отказался, а почему — я сказала. И сейчас он с диагнозом так и идёт…

И я скажу вам, что я себя подготовила к худшему варианту: что он потеряет своё движение.

Я не знаю, как к этому отнесётся невеста — пока что она молодая… Парню нашему двадцать пять лет, а невесте всего девятнадцать. Ну, я как-то по-матерински сказала ей: не рановато ли? ты ещё учишься… Одновременно учёба, семейная жизнь — это будут накладки… Но она вроде трудностей не испугалась. Хорошая девушка, учится на бухгалтера. Рослая, полненькая, красивая — не то, что посмотришь на нашу тут молодёжь: смотришь, идёт — непонятно, чего на голове, идёт курит, сама вся как спичка… А эта — она не курит, не пьёт, степенная — это же хорошо? Домашняя девушка — она с сына может и постирать, и накормить, и чего-то там предугадать… И она мне понравилась.

Но с диагнозом сына я всё-таки подготовлена к худшему. Я читала про это и долго вопросами этими занималась. И я себя давно уже подготовила: где-то он перетрудится, или что-то произойдёт, и он потеряет способность передвигаться. Я в беседе своей никогда ему это не говорю — но я готова в душе, что мне долго придётся за ним ухаживать…

Так что… Жизнь-то, она пошвыряет — прав был Яков Гаврилович… Я с чего начала? что я с детского дома. И вот уже незаметно подошла к пенсии — я четыре года на пенсии. И я довольна, что мне по жизни повезло встретить хороших людей. Они меня часто поддерживали — и я, в свою очередь, старалась отдать молодёжи, чему меня научили. И сына поддерживала в трудную минуту, и его ребят, с которыми он в госпитале находился. И вот сейчас, казалось бы, уже возраст, да? пятьдесят девять — а я не чувствую свои года, меня опять куда-то несёт, работать, общаться… Вот я сюда прихожу на работу, на рынок — не только чтоб заработать: да, это тоже важное дело, — но главное, что у нас здесь как будто семья. Мы все собираемся, говорим: почему Гули нет?.. А почему Хатуна на работу не вышла?.. Какое-то братство у нас сложилось здесь в коллективе. И как будто опять я в своём детском доме, опять мы все вместе, друг друга знаем…

И знаете… Я скажу, что по жизни мне всё-таки повезло.

— Ты ещё не устала?

— Я нет. Ты устал?

— Да. Неважно. Мне хорошо.

Слышишь?

— Ага.

— Как будто дождь прошёл.

— Звякает.

— Капает. Ты меня видишь?

— Тень вижу. На потолке. Вижу нос.

— Я тебя люблю.

— Огоньки.