Последним решающим доказательством, добытым в тот день, стало собственноручное письмо королевы, обнаруженное в вещах Тома Калпепера. Письмо было слащавым, глупым, безграмотным и заканчивалось словами: ‹Твоя навеки Кэтрин›.

Ни у одного из членов Тайного совета не осталось и тени сомнения в том, что у королевы была любовная связь с Томасом Калпепером. Никому не хотелось брать на себя смелость докладывать об этом королю. Чарльз Брэндон, герцог Суффолк, понял, что ему придется взять это на себя. Ведь он не только близкий друг и родственник короля, но и председатель Совета.

Узнав о неверности королевы, король обезумел от гнева. Суффолк, как мог, старался успокоить его.

— Дай мне меч! — кричал Генрих. — Я поеду в Сион и убью ее собственными руками! Ах, лживая сука! Как я любил ее, Чарльз, если бы ты знал! Никогда, больше никогда! Кэтрин! О Кэтрин! — Король разрыдался.

Тайному совету пришлось заняться составлением договора с объяснением последних прискорбных событий супружеской жизни короля. Его разослали послам при ведущих дворах Европы. Поведение королевы именовалось в нем не иначе как ‹отвратительным и недостойным›.

Французский король Франциск I, славившийся своим распутством, прислал своему дорогому царственному брату Генриху ноту соболезнования:

« Я очень огорчился, узнав о Ваших горестях и разочарованиях, вызванных недостойным поведением королевы Кэтрин. Однако, зная своего брата как человека благоразумного, добродетельного и благородного, я призываю его отвлечься от скорби и уныния и, не ставя более свою репутацию в зависимость от женского легкомыслия, подобно мне, мудро и терпеливо обратиться душой к Богу и найти в нем утешение. Легкомыслие женщины не может опорочить чести мужчины›.

В приватной же беседе с английским послом сэром Уильямом Поле Франциск I, как знаток, отозвался о Кэтрин Говард:

«Ну и штучка!› — и ухмыльнулся, тем самым дав ее похождениям высокую оценку.

Двадцать первого ноября Тайный совет проголосовал за лишение Кэтрин Говард королевского сана. Теперь она стала просто ‹госпожой Говард›. Еще через два дня ей предъявили обвинение в том, что она ‹еще до замужества вела отвратительную, недостойную, сластолюбивую, порочную жизнь, подобно простой продажной девке, притворяясь в то же время честной и добродетельной›. Далее Кэтрин обвиняли в том, что она обманом завлекла короля, вышла за него замуж, дав заведомо ложные клятвы, подвергла опасности корону, поскольку могла родить бастарда.

Обвинительное заключение, которое зачитали Кэтрин в Сион-Хаусе, произвело на нее куда меньшее впечатление, чем известие о том, что она уже не королева. Когда члены Совета удалились, Кэт взглянула на Ниссу.

— Они убьют меня?

Леди Бэйнтон заметно удивилась такой прямоте, а Кейт и Бесси потихоньку начали плакать.

— Если тебя признают виновной, — твердо ответила Нисса, — то да. Для королевы супружеская неверность приравнивается к государственной измене.

Кэт на мгновение опустила голову, но тут же приободрилась:

— У них нет ничего, кроме показаний моих слуг. Разумеется, им не поверят, если я буду все отрицать. Ведь я Говард.

— Они допросят других, Кэт, — леди Рочфорд, Калпепера, Дерехэма. Как же ты могла довериться этой леди Хорек, Кэт? Особенно после того, что она сделала твоей кузине Анне. Я никогда не понимала, почему герцог Томас терпит ее?

— Потому что она зависела от него, а значит, он мог использовать ее в своих целях, — откровенно признала Кэт. — Леди Хорек! — хмыкнула она. — Это ты придумала? Она и вправду похожа на хорька.

— Это мои братья ее так прозвали, — сказала Нисса.

— Что, прелестный херувим Джайлс по-прежнему при леди Анне? — Кэт, как всегда, пыталась отвлечься от неприятных мыслей.

— Да, он там, — кивнула Нисса.

— Пора нам всерьез подумать о подготовке к Рождеству. — Кэт перескочила на новую тему. — К северу от дома есть очень подходящие деревья. Как вы думаете, разрешат нам принести оттуда ветки? И еще нам понадобятся свечи и большое полено.

Неприятную тему смерти, измены и тому подобного закрыли. А почему бы и нет? — подумала Нисса. Отчасти она понимала Кэт. По всей видимости, это последнее в ее жизни Рождество, и она хочет провести его как можно веселее. Что в этом дурного?

— Нам понадобятся пиршественные чаши, печеные яблоки и многое другое, — сказала Нисса. — У нас в Риверс-Эдже всегда все это было.

— Как вы думаете, достанем мы поросенка с яблоком во рту? — заинтересовалась Кейт Кэри. — Мне всегда так нравилось, когда его вносили на огромном блюде.

— И еще нужна музыка, правда? — сказала Бесси.

— О, конечно! — поддакнула Кэт.

— Она просто сошла с ума с этим Рождеством, — тихо шепнула Ниссе леди Бэйнтон. — Неужели ее не волнует, что ее репутация погибла? Что ее брак будет расторгнут? Что с ней, в сущности, покончено?

— Она все это понимает, но никогда не позволит вам заглянуть в свой внутренний мир, в свои сокровенные мысли и чувства. Для этого она слишком горда, — объяснила Нисса. — К тому же все это страшно, а Кэт всегда старалась избежать неприятных мыслей и разговоров. В этом она не изменилась. Так что теперь она отвлеклась подготовкой к Рождеству. Кто знает, что ждет ее после него?

— Поговаривают, — поделилась сведениями леди Бэйнтон, — что король собирается вернуться к леди Анне. Вот хорошо! Она такая умная и обаятельная женщина.

Нисса нравилась леди Бэйнтон. Она, как и леди Бэйнтон, замужняя женщина, мать, к тому же весьма здравомыслящая. Две другие девушки слишком молоды, чтобы их принимать всерьез.

— Не думаю, что это возможно, мадам. Леди Анна и король питают глубокое уважение друг к другу, они хорошие друзья. Но, боюсь, мысль о том, чтобы вновь стать супругами, придется им обоим не по вкусу.

— Как жаль, — огорчилась леди Бэйнтон.

Она сразу поверила Ниссе, так как знала, что та состоит в дружеских отношениях с леди Анной.

— Вы не знаете, когда будут допрашивать леди Рочфорд? — поинтересовалась Нисса.

— Мой муж слышал, что уже завтра, — ответила леди Бэйнтон. — Не могу понять, почему женщина такого возраста, умудренная опытом, особенно если вспомнить ее прошлое, так неразумно руководила королевой? Если камеристки говорят правду — а я считаю, что нет причин им не верить, — то выходит, будто леди Рочфорд сама поощряла и даже втягивала королеву в преступление. Не хотела бы я быть на ее месте!

Леди Рочфорд, однако, чувствовала себя вполне уверенно. Пребывание в одиночестве помогло ей овладеть собой, хотя неизвестно, надолго ли. Она предстала перед Тайным советом, облачившись в свое лучшее платье из черного бархата, в чепце, расшитом жемчугом. Она стояла, гордо выпрямившись и глядя прямо перед собой.

— Она натянута, как струна на лютне, — шепнул лорд Адли своему соседу, сэру Уильяму Поле, только что вернувшемуся из Франции с письмом от Франциска I.