Виновата во всем королева Алиенора – тут следовали многозначительные кивки, – которая теперь сидит взаперти в замке. Она стала причиной войны, тут сомнений нет, а вместе с ней и этот дьявол, французский король Людовик. Алиенора не как другие женщины. Надо же: предать своего мужа! Но по-настоящему никто не удивлялся. За прошедшие годы ходили и другие слухи, и уж если говорить откровенно, то довольно скандальные. И вероятно, правдивые, с учетом того, что им стало известно теперь. Люди переходили на шепот…

Но время шло – своим обычным ходом для добропорядочных обитателей Сарума и угнетающе медленно для Алиеноры, заточенной в башне, – и настроение людей менялось. Разными обходными путями доходили до них и другие слухи, оскорблявшие их крестьянское сознание и врожденное чувство справедливости.

– Король открыто живет со своей любовницей!

– Он выставляет напоказ эту девку – пусть, мол, все видят!

– Ее называют Розой Мира. Будь я проклят – ей бы больше подошло Поганая Роза!

Генрих снова стал предметом неодобрения и насмешек. И женщины были даже непримиримее по отношению к нему, чем мужчины. «Подданные хотят быть похожими на короля, а он подает им дурной пример, – сетовали они. – Глядишь – и наши мужья начнут ему подражать!» При этом женщины недовольно цокали языками.

Алиенора ничего этого не слышала, хотя Амария и могла бы рассказать ей кое-что. Служанка воздерживалась, но не потому, что ей строго наказали помалкивать, а потому, что сочувствовала госпоже, которая очень нервничала, когда речь заходила о короле. У несчастной королевы и без того хватало проблем, и Амария не хотела их увеличивать.

Но неведение Алиеноры продолжалось недолго. Неожиданно к ней приехал гость – аскетический Гуго Авалонский, хороший друг Генриха и его наставник. Алиенора всегда симпатизировала Гуго и уважала его. Этот праведный, добрый и бесстрашный человек всегда был откровенен. А его безграничное милосердие было широко известно. Он происходил из благородной бургундской семьи, стал монахом в монастыре Гранд-Шартрёз, главной обители картезианского ордена. Гуго только что по срочному вызову короля прибыл в Англию, чтобы возглавить новый монастырь, основанный Генрихом в Уитхеме в графстве Сомерсет.

Встав на колени для благословения настоятеля Гуго, Алиенора спрашивала себя, что привело его сюда. Вряд ли он приехал, только чтобы дать ей духовное утешение, хотя была бы рада и этому, потому что, как ни старалась, не могла проникнуться симпатией к капеллану, которого назначил Генрих. Но еще Алиенора опасалась, что Гуго Авалонский привез ей дурные новости – еще один удар от мужа. И ее опасения оправдались.

– Дочь моя, – сказал настоятель низким повелительным голосом, – я приехал с деликатной, но необходимой миссией.

Ах нет, подумала Алиенора, но, соблюдая правила приличия, пригласила гостя сесть.

– Это разобщение между вами и королем очень печально и достойно сожаления, миледи, – начал Гуго, посмотрев на нее теплым сочувственным взглядом.

– Это не просто разобщение. Я нахожусь в заключении. Муж не может простить мне, что я заняла сторону сыновей.

– Об этом из милосердия я воздержусь говорить, – продолжал Гуго, видя огорчение Алиеноры и зная, что любые его слова только усугубят ее скорбь. – Но я должен откровенно поговорить с вами и сказать, что всегда рассматривал союз между вами и королем Генрихом как прелюбодейский и незаконный.

– Прелюбодейский? – отозвалась Алиенора.

Она старалась не думать о более широком толковании того, о чем говорит отец Гуго, и отбрасывала в дальний закуток памяти воспоминание о Жоффруа в ее постели, о тайном, постыдном препятствии к браку с Генри из-за интрижки с его отцом. Что бы сказал благочестивый настоятель, если бы ему это было известно? Но сама Алиенора никогда не стала бы об этом говорить, и Генри это знал. Не стал бы говорить и он, потому что женился на ней, зная об этом препятствии. Иначе их дети станут бастардами.

Несколько мгновений Алиенору преследовала мысль о том, что Гуго Авалонский каким-то образом узнал про ее амурные дела с Жоффруа. Нет, это невозможно, сказала она себе. Даже Генри не пошел бы на такое безрассудство и несправедливость – не стал бы оспаривать права своих сыновей. Но момент был трудный, и Алиенора с трепетом ждала, что ей скажет настоятель.

– Аннулирование вашего первого брака было совершено, по моему мнению, на сомнительных основаниях, – проговорил Гуго. – Вы вышли за короля Людовика по всем христианским законам. Разрешение было получено без всяких, как я полагаю, затруднений, а при его отсутствии последовало бы наказание. Но вы предпочли оставить вашего мужа и выйти за другого, с которым у вас еще более тесные кровные связи. По этой причине из второго вашего союза ничего хорошего не могло выйти, что и выяснилось со временем. А потому король желает разорвать ваш брак, подав прошение, в котором это желание будет обосновано кровным родством.

Алиенора слушала, потрясенная. Расторгнуть их брак? Конечно, это вполне логично – решительный ход, расторгающий брак, который фактически перестал существовать, поскольку получил несколько смертельных ударов: не брак, а чистое воспоминание. Но она никак не ожидала, что Генрих попытается развестись с ней. И почему теперь? Это следовало бы сделать, когда он узнал о ее роковой непокорности.

Алиенора, недоумевая, покачала головой:

– И что тогда будет со мной?

Настоятель взял ее за руку и задержал, изо всех сил стараясь представить неприемлемое как вполне возможное.

– Король заявит, что вы оба заключили этот союз, не ведая о препятствиях, а потому ваши дети по-прежнему останутся законнорожденными и помех к наследованию короны нет.

Мысли Алиеноры метались. Если Генри утверждает, что их брак незаконен, то и претензий на ее земли у него не должно быть… и на нее самое. Тогда засветит свобода…

– Если я никогда не была замужем за королем, то я не являюсь его подданной и не могу быть обвинена в измене, – произнесла она. – Если я дам согласие на этот развод, то у него не будет оснований задерживать меня здесь, он должен меня отпустить. Постойте, добрый настоятель, я скажу все до конца. – Алиенора подняла руку, чтобы пресечь возражения. – Я суверенная герцогиня Аквитании. Как только я соглашусь на это, мои владения должны вернуться ко мне, а я должна быть освобождена. Я удалюсь в свои земли и стану править ими как независимый сюзерен. А после моей смерти земли мои перейдут сыновьям. Развод будет означать, что империи сейчас наступает конец, но со временем все наши владения воссоединятся.

– Ах! – выдохнул настоятель, и в этом восклицании сумел со всей очевидностью передать, что все не так просто, как она думает. – Король, кроме того, собирается выдвинуть против вас обвинение в том, что вы совершили супружескую измену по собственному злому умыслу.

– Если я не его жена, то как я могла совершить супружескую измену? – тут же парировала Алиенора.

– Это все юридические домыслы, миледи. Восстав против короля и совершив супружескую измену, вы считали себя его женой. Любой, кто предпринимает действия, направленные против безопасности короля или блага его королевства, либо считается его врагом, либо совершает измену. Своей супружеской изменой вы могли угрожать законному престолонаследию.