Нам надо принять во внимание, что неоккупированными оказались многие области, где традиционно не было высоко развито промышленное производство, и его доля там в общесоюзном производстве оставалась невысокой в начале войны. Внутренние миграции рабочей силы в СССР, несмотря на сложное военное положение страны, оказались ограниченными в основном эвакуацией промышленных предприятий на Восток.

Вознесенский пишет о росте численности городского населения в восточных регионах СССР, на начало 1939 г. там проживали 15,6 млн человек, на начало 1943 г. — 20,3 млн человек. Однако надо принять во внимание достаточно высокие для восточных регионов страны показатели рождаемости в то время, а также миграцию во время третьей пятилетки. Не вдаваясь в подробности вопросов прироста в восточных регионах СССР населения в период с зимы 1939 г. по июнь 1941 г., скажем, что военный прирост за счет миграции оказался не столь значительным.

Традиционно высокоразвитыми в промышленном отношении в СССР были Урал и Поволжье. Средняя Азия и Казахстан дали в 1940 г. промышленной продукции на сумму 4,8 млрд руб., в 1942 г. этот показатель составил 5,7 млрд руб. Население Узбекской СССР, согласно переписи 1937 г., составляло приблизительно 5,8 млн человек. Средняя Азия и Казахстан вместе насчитывали приблизительно 15 млн человек в конце 1930-х гг. Грубо говоря, Средняя Азия и Казахстан давали прирост промышленной продукции в первые два года войны по 450 млн руб. в год. Это контрастирует с результатами расширения производства в Поволжье, где в 1940 г. промышленной продукции было выпущено на сумму 3,9 млрд руб., но в 1942 г. этот показатель составил 12 млрд руб.[665] При этом в Поволжье, согласно переписи 1937 г., проживали почти 24 млн человек. Но этот регион дал на начальном этапе войны прирост промышленный продукции в среднем почти 4 млрд в год. Таким образом, среднегодовой прирост стоимости промышленной продукции на одного жителя Средней Азии и Казахстана в 1941–1942 гг. составил 30 руб. (без учета эвакуированных, хотя они просто компенсировали убывших в армию), когда в Поволжье этот показатель оказался 166,6 руб. при учете еще и боевых действий в Сталинградской области, а также бомбардировок Астраханской и Саратовской областей.

Причиной низкого, по сравнению с другими восточными регионами, прироста стоимости промышленной продукции в Средней Азии и Казахстане была не плохая работа местных жителей, но дефицит энергетических мощностей и сырья[666]. Таких показателей прироста стоимости промышленной продукции в Средней Азии и Казахстане можно было бы добиться, наверное, в условиях экономики мирного времени. То же самое касается и Закавказья, с той лишь оговоркой, что этот регион не страдал от дефицита жидкого топлива, но зато было мало угля и прочего сырья. Н. Вознесенский не пишет об общей стоимости промышленной продукции, произведенной в Армении, Грузии и Азербайджане, но им упоминается, что стоимость продукции машиностроения и металлообработки в Азербайджане составила в 1943 г. 555 млн руб., когда в 1940 г. этот показатель составил 428 млн руб., грубо говоря, средний прирост по этой категории продукции составлял по 42,33 млн руб. в каждый военный год. В Грузии, по Н. Вознесенскому, этот показатель возрос более радикально, с 181 млн руб. в 1940 г. до 477 млн руб. в 1943 г., то есть 98,66 млн руб. в год. Столь быстрый рост машиностроения и металлообработки в Грузии был вызван тем, что эта республика осенью 1942 г. стала прифронтовой, что потребовало радикального наращивания в основном в Тбилиси и Сухуми выпуска боеприпасов.

Таким образом, Казахстан, Средняя Азия и Закавказье имели для советской экономики периода Великой Отечественной войны значение, скорее всего, компенсирующего фактора, если не считать поставок бакинской нефти. В эти регионы были эвакуированы не более 15 % промышленных предприятий из западных регионов СССР, хотя довоенное население Средней Азии, Казахстана и Закавказья до войны насчитывало более 20 млн человек. Однако отметим еще раз, дело было не в людях, проживавших в южных республиках СССР, а в аграрной специализации экономик этих регионов.

Таким образом, приведенные нами выше подсчеты и рассуждения выводят нас на мысль, что СССР мог рассчитывать после потери западных регионов на демографическое ядро центральных территорий СССР с населением примерно 70 млн человек, куда вошли порядка 10 млн эвакуированных. Это обстоятельство выравнивало по людскому потенциалу в тылу возможности СССР и Германии, если предположить, что производительность труда в обоих государствах оставалась равной в начале Великой Отечественной войны.

Производительность труда в военной экономике имеет первостепенное значение в сфере выпуска вооружений и техники. Даже опираясь на данные источников, достаточно позитивно относящихся к коммунистическому режиму, мы можем сказать, что производительность труда в танкостроении и авиастроении в СССР не была в 1941–1942 гг. намного выше, чем у западных демократий и нацистской Германии.

В общем, ситуация с производительностью труда в экономике СССР в первые два года войны хорошо охарактеризована в следующих словах Н. Вознесенского: «Рост производительности труда в период Отечественной войны происходил как за счёт увеличения выработки продукции в единицу рабочего времени, прежде всего путём рационализации производства, так и за счёт увеличения рабочего времени путём уменьшения простоев и прогулов, а также применения сверхурочных работ. В результате этого число отработанных часов, приходящихся на одного рабочего в среднем за месяц, увеличилось за два года Отечественной войны на 22 %, и, кроме того, часовая выработка рабочего за то же время выросла на 7 %»[667]. Такого прироста часовой выработки рабочего (3,5 % в год) можно было бы достичь и в условиях мирного времени. Однако для СССР первых двух лет войны это было большим достижением, поскольку на предприятия пришли в основном необученная молодежь и бывшие служащие.

В США, в отличие от СССР, в годы войны имело место снижение производительности труда, что выразилось в среднем приросте почасовой выработки на одного занятого в 1,71 %, когда для периода 1929–1941 г. этот показатель составлял 2,35 %[668]. Однако в 1941 г. уровень производительности факторов производства был в США на 30 % выше, чем в 1929 г.[669], то есть в канун Великой депрессии. Это указывает на то, что американская экономика выигрывала в начале войны с Японией за счет достигнутых в «эру Рузвельта» положительных результатов хозяйственных преобразований. Снижение производительности труда в годы войны стало для США неизбежным явлением, так как производственные мощности американской экономики в 1941 г. все-таки оставались недостаточно загруженными. Кроме того, после Пёрл-Харбора в США резко сократились объемы финансирования инвестиций, направляемых на модернизацию основного капитала в гражданском секторе[670], что сказалось негативным образом на производительности труда по экономике в целом.