– Он действительно оказал мне услугу, – ответил герцог, толкая ногой тлеющее в камине полено. Затем, озорно улыбнувшись, поднял глаза на дядю. – Только не спрашивайте меня, сэр, какую услугу, потому что я не смогу вам этого объяснить. И не сердитесь на меня, сэр! Я должен иногда принимать самостоятельные решения, знаете ли!

– Никто не мечтает об этом больше, чем я, Джилли! – совершенно чистосердечно отозвался дядя. – Но я был чересчур наивен, позволив себе надеяться, будто ты уже способен проявлять благоразумие и рассудительность! И теперь я без малейших колебаний уведомляю тебя о том, что очень ошибался. Когда я невольно узнал все детали этого возмутительного дела, то разыскивал тебя, чтобы из твоих собственных уст услышать объяснение необычайной новости, которую мне не более часа тому назад сообщил Моффат!

Герцог задумчиво разглядывал свои ногти.

– Ах да! – произнес он. – Пятиакровое поле. Так, значит, Моффат вам об этом сказал? Что ж, возможно, правильнее было бы предоставить эту возможность мне. А впрочем, какая разница! Я намерен передать поле Джасперу Мадгли в качестве свадебного подарка его невесте.

– Можешь не утруждаться, Сэйл! – фыркнул лорд Лайонел. – Я уже выслушал всю эту историю от Моффата. Вообще не понимаю, откуда у меня взялось столько терпения, позволившего дослушать его до конца! Пойми меня, мальчик! Пока управление твоими поместьями находится в моих руках, ты не можешь ни продать, ни подарить ни одного клочка земли!

Герцог поднял голову и спокойно посмотрел в горящие возмущением глаза дяди. Этот ледяной в своей отчужденности взгляд заставил вздрогнуть даже лорда Лайонела.

– С меня довольно! – произнес Джилли. – Я больше не потерплю столь беспрестанного оспаривания всех моих решений. – Он говорил тихо и спокойно, и все же в его голосе ощущался готовый выплеснуться наружу гнев. – Я прекрасно осознаю, сэр, в каком неоплатном долгу перед вами нахожусь за вашу неусыпную заботу обо мне и моих интересах. Но моя благодарность умножится многократно, сэр, если вы сумеете поверить в то, что я не дитя и не дурак!

Он замолчал. Его грудь часто вздымалась и опускалась, выдавая волнение, однако лорд Лайонел не проронил ни слова. Его светлость смотрел на племянника, и по его непроницаемому лицу невозможно было понять, о чем он думает. Спустя несколько мгновений герцог снова заговорил:

– Вам известна причина, по которой я решил подобным образом распорядиться этим участком земли. Я бы сам вам это объяснил, если бы Моффат меня не опередил. Уверен, нет нужды объяснять вам, что этот ничтожный клочок не входит в поместье Чейни. Надеюсь также, и без моих заверений вы не сомневаетесь, что я не намерен разбрасываться своим наследством. И не мне грозит опасность забыть о том, что я герцог Уэйр Сэйлский! Вы сказали: пока управляете поместьями – моими поместьями, – я не смогу распорядиться по своему усмотрению даже футом своей собственной земли. Я не стану уговаривать вас изменить свое решение, сэр. Вы можете поступать так, как считаете нужным. Но пройдет совсем немного времени, и я достигну двадцатипятилетия. И в этот день – поверьте мне, что еще никогда я не был так серьезен, как сейчас, – Мадгли получит от меня дарственную, передающую ему во владение злополучное пятиакровое поле!

Джилли умолк, несколько мгновений в комнате царила полная тишина. Герцог продолжал в упор смотреть на дядю, и его взгляд был не менее суров, чем устремленные на него глаза родственника. Гидеон, стоя у камина, глядел по очереди то на одного, то на другого из противников, и на его губах подрагивала ироническая усмешка.

– Богом клянусь! – наконец медленно произнес лорд Лайонел. – Еще никогда ты не был настолько похож на своего отца, малыш. Так, значит, ты закусил удила и решил попытаться выбросить меня из седла? Что ж, ты, конечно, наглец, но я рад убедиться, что ты отнюдь не слабак! Если уж ты так заартачился, то будь по-твоему, но не потому, что я это одобряю. Имей в виду, мне такое совершенно не по нраву! Надо же, Уэйр Сэйлский! – неожиданно он рассмеялся. – Ну, будет тебе, Джилли, довольно испепелять меня взглядом! Мне очень хочется надрать тебе уши!

Ледяная маска сползла с лица Джилли. Он протянул к дяде заметно подрагивающую руку и быстро произнес:

– Нет, нет, как я мог вам такое наговорить? Простите меня! Вы самый лучший и самый добрый в мире дядя!

Лорд Лайонел усмехнулся.

– Ей-богу, а ты умеешь красиво говорить! Оставь свои нежности, мой юный негодник, и даже не пытайся ко мне подольститься, потому что я отлично знаю – ты все равно переступишь через меня и настоишь на своем!

Герцог тоже издал нервный смешок.

– Да, пожалуй, вы правы, – согласился он. – Однако все равно я не должен был так с вами разговаривать!

– О, мужчина, готовый драться за свои взгляды, в любом случае достоин уважения, – хладнокровно откликнулся лорд Лайонел. – Но, Джилли! Этот тип Ливерседж! Ты хочешь, чтобы я стерпел то, что мне за моим же столом будет прислуживать преступник?

Герцог, мило улыбнувшись дяде, заметил:

– Пусть хоть что-то делает в благодарность за предоставленный ему кров. Уверен, он отлично нас обслужит. Кроме того, со мной Гарриет, и я никак не могу допустить, чтобы перед ней просто молча поставили тарелку!

– Гарриет! – воскликнул его светлость. – Боже мой, Джилли, почему ты мне раньше об этом не сказал? Я не переодевался после прогулки, полагая, что мы одни, но не могу же я в таком виде предстать перед Гарриет! Где она?

– Думаю, в комнате миссис Кемпси, сэр. Я уверен, она не будет возражать против вашего костюма.

– Это костюм для верховой езды, Джилли, и было бы крайне невежливо с моей стороны выйти в нем к столу в присутствии твоей невесты! – провозгласил лорд Лайонел, спеша к двери. – В самом деле, мальчик, ты чересчур небрежен! Извинись за меня перед Гарриет и скажи, что я вас не задержу! – Он отворил дверь, но остановился на пороге, заметив, как Ливерседж открывает тяжелую двойную входную дверь. – Кто, черт возьми, мог явиться к нам в такое время? – раздраженно проворчал Лайонел. – Я надеюсь, у этого парня хватит ума выпроводить гостей, кем бы они ни были!

Но Ливерседж был лишен малейшей возможности оправдать надежды лорда Лайонела. Не успели двери приоткрыться, мимо него в вестибюль бесцеремонно протолкался лорд Гейвуд.

– Извести герцога о том, что с ним желает поговорить лорд Гейвуд! – сквозь зубы процедил он. – И не говори мне, будто его нет дома, потому что я отлично знаю – он здесь!

– Гейвуд, что все это означает? – возмутился лорд Лайонел. – Если вам нужен Сэйл, то он здесь и, вне всякого сомнения, будет рад вас видеть. Нет ни малейшей нужды в столь дурных манерах, которыми так любит красоваться современная молодежь. Отдайте швейцару шляпу и пальто и не пытайтесь просверлить меня взглядом!

Лорд Гейвуд кипел от ярости, но отповедь человека, всегда внушавшего ему благоговейный ужас, заставила его взять себя в руки.

– Я не знал, что вы тоже здесь, сэр, – заикаясь, пробормотал Гейвуд.