Праздник шел своим чередом. В зале становилось все веселее и веселее. Наконец королева с приближенными отбыла, а за ней последовали и другие усталые и перепившиеся гости. Помахав в последний раз рукой, граф и графиня Линмутские бросились наверх в свои покои, где их поджидали слуги.

— Ваша ночная сорочка готова, миледи, — улыбнулась Дейзи.

— Не надо! — ответила Скай. — Мы с графом передумали. Мы едем в Девон! Пусть горничные упакуют в багаж платья и благовония, а мне приготовят темно-синий дорожный костюм с собольей оторочкой.

— Но, миледи, — запротестовала Дейзи, — мы совершенно не готовы к отъезду.

— Ты с остальными можешь ехать завтра или послезавтра, а мы с господином хотим покинуть Лондон немедленно.

— Хорошо, миледи. В своей спальне Джеффри отдавал такие же указания.

— Подайте большую дорожную карету, — приказывал ой мажордому. — Госпожа во время пути подремлет. Вышлите гонца на постоялый двор «Королевская голова». Пусть сообщит, что мы прибудем туда к вечеру. Я хочу лучшую спальню, отдельную столовую и помещение для моих людей и экипажа.

— Будет исполнено, милорд.

Уже через час большая дорожная карета с гербом Саутвудов на дверце прогрохотала по Стрэнду. Кучер и лакей сидели наверху. Сзади ехал верхом конюх, ведя в поводу двух лошадей. За ним скакали шесть вооруженных людей. Другие шестеро были впереди, чтобы карета не стала легкой добычей для дорожных разбойников. В четыре часа утра на морозном январском небосклоне мерцали звезды.

В экипаже дремали два пассажира, укрывшись лисьим одеялом и согревая ноги горячими кирпичами, завернутыми во фланель. Одной рукой Джеффри Саутвуд обнимал жену, другой ласкал ее груди. Лениво водил губами по шее, покусывал мочку уха.

— А помнишь, что мы делали год назад? — вдруг пробормотал он.

Скай счастливо рассмеялась:

— Что-то в этом роде, если память не изменяет мне, дорогой. Но не в карете на ходу.

— А мы никогда не пробовали любить друг друга в карете, — задумчиво заметил он.

— Джеффри! — От смущения ее голос прозвучал хрипло. Он усмехнулся:

— Ничего не поделаешь, крошка. Такая уж ты соблазнительная. И я хочу поглубже зарыться в тебя.

Скай почувствовала, как слабеет от желания. Что за способность у Джеффри возбуждать ее словами! Она ощутила, как изголодалась по нему, но раздумывала, правильно ли поступает. И в порыве добродетели воскликнула:

— Это нехорошо, милорд!

— Ты права, дорогая. Я как-то пробовал заниматься любовью в карете — это и в самом деле очень неудобно. Подождем до постоялого двора. Но там, мадам, пощады не жди! — Он перестал ласкать уже пылавшую Скай, и его глаза блеснули в предвкушении остановки в «Королевской голове».

Карета с грохотом неслась по замерзшим полям. Голые деревья чернели на фоне золотисто-пламенной зари. Где-то из ворот фермы выскочила собака и погналась за экипажем, пытаясь ухватить зубами вращающиеся колеса. А внутри кареты засыпали и просыпались граф и графиня Линмутские, убаюкиваемые мерным движением.

Через несколько часов лошадей сменили, что дало возможность всей кавалькаде ехать быстрее. Карета с гербом, ее пассажиры и свита произвели глубокое впечатление на хозяина постоялого двора, и он тут же предложил лучшие покои. Почти сразу же явились двое слуг с подносами, на которых дымился горячий суп, громоздились тарелки с ветчиной, яблоками в меду, только что выпеченным хлебом и маслом. Хозяин сам принес два кувшина с ледяным темным октябрьским пивом и нежным яблочным сидром.

Запах еды пробудил Скай. И под терпеливым и изумленным взглядом мужа она набросилась на еду. Суп согрел ее и вернул краску лицу. Скай попробовала хлеб с маслом и солоноватой ветчиной, и он ей настолько понравился, что она съела и второй бутерброд, добавив еще к мясу кусочек сыра. После чего, удовлетворенно вздохнув, откинулась назад. Джеффри усмехнулся:

— Иногда я сомневаюсь, что ты уже достаточно взрослая, чтобы быть моей женой.

— Я проголодалась, — просто ответила Скай.

— Я прикажу хозяину гостиницы упаковать нам в корзину еду на случай, если на следующей остановке мы не найдем такой приличной пищи. И как ты помнишь, там мы будем заниматься совсем другими вещами, а здесь остановились сменить лошадей. Придумай, что ты хочешь еще?

— Вареных яиц и моченых груш, — сказала она и, когда муж испытующе посмотрел на нее, добавила:

— Нет, Джеффри, я еще не беременна… пока. — Она потерлась о его щеку. — Но я так тебя люблю, что хочу нарожать полный дом сыновей.

Найл Бурк что угодно бы отдал, чтобы только услышать эти слова. На Мальорке он чувствовал себя, точно цыпленок в лисьей норе. У доктора Хамила на острове жил двоюродный брат, тоже врач. Хотя Испанию уже очистили от мусульман-мавров, здесь на полпути от Европы к Африке нравы были терпимее, отчасти из-за того, что столетиями практиковались смешанные браки.

Ана была в восторге от встречи с госпожой и вернулась на службу, чтобы вместе с Полли ухаживать за ней. Найл не сомневался, что на Мальорке жена не посмеет вести себя так, как в Англии. И поэтому не было причин разлучать Констанцу со старой служанкой. Он купил маленький домик на горе над городом, который позволял им вести уединенную жизнь.

Увидев дочь, Конд сердито набросился на Найла:

— Что вы с ней сделали?

Лорд Бурк вздохнул и вывел тестя из спальни во внутренний дворик:

— В своей болезни она виновата сама. Я говорю это вам, Франсиско, не чтобы обидеть, а для того, чтобы вы ее лучше поняли. Не переставайте ее любить. Вероятнее всего, она не сможет поправиться, и потому что она может умереть, я и привез ее сюда, несмотря на ее предательство.

— Что она сделала?

— Констанца — женщина, которой не хватает любви одного мужчины.

Сначала до Конда не дошел смысл сказанного, но, когда он понял, что сообщил ему зять, то сначала покраснел, а потом побелел от гнева:

— Поясните, что вы хотите сказать, милорд!

— Констанца — шлюха.

— Лжешь!

— С какой целью, Франсиско? Да и Ана может подтвердить все сказанное мной. Я отослал ее домой, потому что она не могла уследить за Констанцей. При английском дворе ваша, дочь произвела такой скандал, что навсегда выслана из Англии. Я думал взять ее в Ирландию, но она тяжело больна, не может рожать и, по-видимому, скоро умрет. Я мог бы потребовать развода, но это вам бы сильно повредило, Франсиско. Вы ведь все еще губернатор короля Филиппа на островах?

— Неудивительно, что распутный английский двор развратил мою дочь. Стоит только взглянуть на их королеву, дочь шлюхи. Будь проклята и Англия, и ее двор!

— Как ирландец, я бы и рад с вами согласиться, Франсиско, но не могу. Елизавета молода, но я ощущаю в ней величие. Она будет хорошо править страной. У нее изящный, образованный двор, блестящий и остроумный. И не особенно распутный, Франсиско. Есть, конечно, там любители непристойных игр, но если уж говорить о непристойностях, то французский двор далеко опередил английский. Да и любой другой в Европе.